- Это случается.
- Щедрой вас, поверьте, будет считать лишь тот, кого вы облагодетельствуете, - втолковывал маме, доверительно заглядывая ей в глаза, Гнедков с нижнего этажа. - А всех, Нина Васильевна, благодеяниями не охватишь! Да и охваченные скоро забудут...
- Я и не хочу, чтобы они помнили.
- Вы похожи на своего брата Андрюшу. Он тоже был слабохарактерным. Не умел говорить "нет". Научитесь отказывать! Это полезное свойство.
Мама была терпелива, когда дело касалось ее самой: беззвучно переносила физическую боль, умела скрывать душевную. Она, невысокая, худенькая, коротко подстриженная, в этих случаях лишь напряженно сжималась - и тогда уж совсем начинала походить на семиклассницу. Но если были несправедливы к кому-либо другому, черты ее лица и голос становились острыми, словно обнажались для отпора, для битвы.
- Андрюша был слабохарактерным? - переспросила она Гнедкова. - Идем, Петя! - Мама жестко взяла меня за руку. Потом обернулась к соседу с нижнего этажа. - Со своим слабым характером он поднялся навстречу танку. Вам не доводилось так поступать?
Худенькая мама протащила меня вверх по лестнице на наш третий этаж: она не желала слушать Гнедкова.
Потом перегнулась через перила и оттуда, сверху, еще раз метнула в него копье:
- Отыскивать слабое у сильных, мелкое у крупных - утешительно для себя, не правда ли? Так вроде и сближаешься с ними?
- Что вы имеете в виду? И кого? - вопрошал снизу Гнедков так обескураженно, будто, играя, ударил по мячу, внутри которого оказалась взрывчатка.
Мама точно знала, кто, в какой квартире и чем болен.
Больных мама определяла сразу: по цвету лица, по воспаленному блеску глаз, по движению и походке. Она не могла пройти мимо человека, который недомогал.
"У-у, как вы дышите! - обращалась она к одному. - Не помогать сердцу это варварство, бескультурье".
"Зачем вы стараетесь превозмочь болезнь на ногах? - обращалась к другому. - Конфликт с организмом не кончится в вашу пользу!"
Людей, пренебрегавших здоровьем, мама считала жестокими:
- Себя не жалеют, так пожалели бы близких!
"Ваш вид мне не нравится!" - говорила она, вытягиваясь на носках, как во время гимнастики, и ощупывая чей-нибудь лоб. Ладонь ее определяла температуру с точностью до десятых.
Постепенно, сама того не желая, мама приучила соседей обращаться к ней не только по медицинским вопросам, но и с другими просьбами. "Бюро добрых услуг" - прозвали нашу квартиру.
- Необидное прозвище, - сказала мама. - Но в бюро не может работать один человек. Должно быть минимум два. Ты понял?
- Живете на износ, - сокрушался Гнедков. - А те, ради кого вы изнашиваете себя, захотят ли вас ремонтировать в случае какой-либо жизненной аварии? Ведь врачи, я догадываюсь, не только лечат, но и сами болеют.
Порождать неверие в окружающий мир было болезненной страстью соседа с нижнего этажа.
- Видел бы ваш покойный супруг! Он-то ведь до этой своей болезни... нежил и баловал вас, как дитя!
Нежность, однако, не изнежила маму, а баловство не избаловало. Она жила на износ так, будто износа быть не могло: прятала усталость, а поступки не выдавала за подвиги.
- Врач - не только профессия, но и образ жизни, - уверяла она.
И "бюро добрых услуг" продолжало действовать.
Одинокие болели гораздо чаще и дольше, чем семейные.
- Одиночество, как притаившаяся инфекция, подтачивает организм изнутри, - сказала мама. - Страшно подумать, но некоторые одинокие люди радуются болезни: о них вспоминают! Приходит врач из поликлиники. Я прихожу... Нельзя оставлять людей одинокими!
"Ненавижу войну!" - каждый раз повторяла мама, подходя к квартире на первом этаже, где жила Надежда Емельяновна. Этими словами мама будто стучалась к ней.
- Иди домой, Петя! Она, когда разговаривает с детьми... плачет.