Евгений Владимирович Кузнецов - Миг Мысли. Роман-эпилог

Евгений Кузнецов

Миг Мысли. Роман-эпилог

Часть первая

1

Голубоглазые блондинки через несколько сотен лет исчезнут

На Земле, в Природе.

Дескать, прогноз

Совсем исчезнут!

А как же я?

Как я буду жить?

Не тогда когда-то, нет Тогда ещё что, сам подробно не знаю, будет со мною

А теперь. Сейчас.

После вот этих самых нескольких строк.

Горестная минута

Как я буду жить дальше с этим знанием?

Со знанием этого.

Осведомлённый-то о такой о такой колоссально печальной и неминуемой, пусть и в каком-то будущем, утрате

Лучше б, ей-богу, не попадалась мне на глаза статейка эта научная!

Да живи я хоть тыщу лет назад, хоть тыщу лет вперёд как бы я, опять же, страдал заведомо иль в деталях зная, что в каком-то грядущем или в каком-то прошлом отсутствует этакое драгоценное качество красоты, которая вообще,  моё, человека-человечества!..

Не то чтоб я блондинок, которые к тому ж и голубоглазые, с какой-то особенной ревностью отличал от других прекрасных сочетаний, а я о явлении жизни как о явлении жизни.

Мне человеку как существу, урождённому от усердного Времени и ещё что я, по себе, всю жизнь ощущаю от Красоты, да, и от Красоты!  не целовать уже, например, когда-нибудь моими губами и глазами глаз голубых не петь о них, не уподоблять их цветам, волне и небу не поглаживать в мечтах иль в воспоминаниях пряди-локоны, что в сено, в злак и в солнце

Но прогноз прогнозом а не слышно что-то ни сердечных, ни мудрых воплей вокруг.

Опять, как всегда, всё самому!

«Я сорвал Небо с Земли.

И глянул, что было до Неба, до всех богов.

И даже до прямоходящих, до приматов, до рептилий

Там вижу.

Из Вселенной град ледяных комет.

А в них молекулы-коды.

Гены-планы Замысла.

Ещё далее, когда планета пребывала даже и без воды, смотреть было уже не очень интересно.

(Поэтому, наверно, данную, и без того краткую, тираду всегда тут такую отрадно рискованную!  в этой моей записной книжке в заветной и обрываю)»

2

Он был быть.

Он ступнями своими голыми ощущал Камень.

И всем самим собой уединённость этого Камня-Шара.

Среди огня Светила и отдалённого Блеска.

Глазами принимал этот пламень Светила и тот измельчённый Блеск.

Ушами и кожей принимал желания и движения ветра, дождя птиц, зверей и где-то крадущихся других самцов.

Ноздрями принимал шевеление и запах листвы, травы и его самки с его потомством рядом в пещере.

И всем самом собой принимал дыхание и настроение всего и Всего.

Он прислушивался.

Всем самим собой до кончиков своих ногтей и ресниц.

Прислушивался ко всему и ко Всему.

И слышал.

Слышал всё и Всё.

Отдельное всё разом.

И Всё тоже разом.

И он сторожил.

И всё, и Всё.

И вбирал, и принимал.

Сторожил, прежде всего, время, в котором он был.

И время, в котором он ещё не был таков, каков теперь есть.

И даже время, в котором он совсем ещё не был.

В том времени и пространстве, совсем недалеко, был, вместо него, волосатый зверь.

Ещё раньше вместо этого волосатого зверя во времени и пространстве были огромные, с эту скалу, где его пещера, звери Но вот из множества того блестящего света отделился один камень-жар стал приближаться к Камню-Шару ударил на него с громом и темнотой И все те звери, что высотою с деревья, перестали быть

Ещё когда-то раньше во времени и в пространстве были только хвостатые и только в воде

До них и вместо них были в воде лишь какие-то мелкие чуть бы различимые и теперешним его глазом

До них и вместо них на Камне-Шаре была одна вода в которой было растворено что-то такое, которое и было и есть всё Будущее

А до воды на Камне не было даже времени.

Пока не прилетели те глыбы льда.

И не растаяли.

И Время началось.

Он стоял на Камне и сторожил всё это «было».

И сторожил это своё «есть».

Это «есть» было эхом того «было».

И поэтому он сторожил и всё «будет».

Так как это «будет» есть эхо того «было» и эхо этого самого «есть».

Как когда-то он был с волосами по всему, с лапами, телу так когда-то в том «будет» он окажется с обнажёнными руками а потом, в тех руках, и с каким-то предметом, который назовёт колесом

Вот вот

Он прислушивается к запаху каменного жёрнова прислушивается к запаху сыпучего и затаённого пороха к запаху видимого и тут же невидимого бензина к запаху заключённого в стеклянные фужеры зловония к запаху горящего в атомном грибе своего же собственного тела