Лился густой, похожий на кофе с молоком глиняный раствор. Вращалась колонна труб. Бурильщики же сидели в стороне - мастер Антонов трубным голосом читал им газету. А Семен-полосатый лежал на своем излюбленном месте - на теплом кожухе мотора. Иногда он приоткрывал один глаз. И снова закрывал его, как бы гасил зеленую лампочку. И вдруг случилось нечто такое, отчего Семен-полосатый вскочил со своего места и заорал так, словно Старая Карга откусила ему второе ухо. Перед носом кота, в жидком глиняном растворе, возник большой пузырь, похожий на мыльный, какие пускают дети. Кот не видел пузыря. Но когда пузырь громко лопнул и в нос ударил едкий запах газа, кот вскочил и заорал. Не от страха заорал, а от неожиданности.
Антонов прервал чтение газеты и посмотрел в сторону буровой.
- Что это Семен орет благим матом? Ну-ка, Саня, сбегай, посмотри!
Саня легко вскочил на ноги и побежал к буровой. А через мгновение сам закричал погромче кота:
- Ребята, газ! Ура! Останавливай машину!
Все кинулись к буровой. Остановили станок. Все запрыгали от радости, любуясь, как надувались и лопались газовые пузыри. И все кричали:
- Газ! Газ! Газ!
- А ведь если бы не Семен-полосатый, мы бы прозевали газ, - сказал седой дизелист Письменный. - Прошли бы газовый горизонт. И точка.
Все с уважением посмотрели на Семена-полосатого. А тот как ни в чем не бывало сидел на кожухе и мылся лапой.
- Зачислить Семена-полосатого в бригаду! - радостно пошутил Саня и погладил кота по спине. - Мужик он стоющий.
- Послушай, Алевтина, - обратился Антонов к Ленкиной матери, - что твой кот любит больше всего?
- Что он любит? Сгущенку, известное дело.
- Выдать ему банку сгущенки! - распорядился бригадир. - Премировать кота за службу!
А вы небось думаете, что только собак награждают за службу, за помощь, за отвагу. Думаете! И поэтому не хотите за котов поднять руку.
Когда лето кончилось, кончился и день. Солнце провалилось в яму наверное, есть где-то в тундре такая яма, - и наступила долгая зимняя ночь. А может быть, солнце никуда не проваливалось, а над тундрой поднялся темный купол, и солнце осталось там, снаружи. Этот купол старый, весь в крохотных дырочках. И сквозь них проникают капельки высокого солнца.
Так думала Ленка, разглядывая маленькие колючие звезды. А когда неожиданно вспыхивало северное сияние, Ленке казалось, что солнце пошло на штурм черного купола и прорвавшиеся лучи зажглись в небе цветастой бахромой.
Ленка спала на своей узенькой скрипучей коечке. А Семен-полосатый спал у нее в ногах, на одеяле.
- Не пускай кота на одеяло, - говорила мать Ленке.
- Ладно, - отозвалась та.
А кот в это время сидел под кроватью и ждал, когда погаснет свет. Тогда он тихо прыгал на кровать и замирал. Ленка сквозь одеяло легонько пихала кота ногой - мол, все в порядке. И они засыпали.
Ленка и ее кот никогда не болели, никогда не скучали. Что ела Ленка, доставалось и коту. Даже к соленым огурцам пристрастился.
Всходила луна, и зимний день становился светлым. Луна была ровной, словно обведенной циркулем. Она сверкала, словно на ней выпал снег и лучи солнца отражались не от безжизненных лунных камней, а от свежего снега. Вот в такой день к Ленкиному домику тихо подкатила собачья упряжка. Собаки улеглись на снег отдохнуть. От них шел пар. С нарт поднялся человек, одетый в долгополый совик из оленьего меха. Он кинул собакам вяленой рыбы, чтобы они не брехали, и стал чего-то выжидать.
Когда Ленкина мать вышла из дома, человек в совике преградил ей дорогу и сказал:
- Алевтина, я за тобой.
- Никуда я не поеду с тобой, Кокоба, - ответила Ленкина мать.
Но Кокоба стоял на ее пути.
- Нет, поедешь, - твердо сказал он и шагнул к Ленкиной матери.
- Пусти! - она оттолкнула Кокобу двумя руками.