В освещенном перевёрнутом окне полоумная старуха подбрасывала пухлые оладьи на сковородке и это в три часа ночи! Хоть что-то в мире оставалось неизменным
Остальное поменялось полностью, и даже чересчур круто. Улица плыла перед ней, мерцая красным и пульсируя, картинка размазывалась.
Только фигура старухи вырисовывалась чётко на фоне светового пятна, словно вырезанная из чёрного картона.
Собрав остатки жизни, девушка сделала титаническое усилие, конвульсивно дёрнулась вверх и схватилась руками за ветки. Ноги выскользнули из ловушки сами; она не чувствовала их, не чувствовала собственного веса. Затёкшее тело сползло в объятья силы притяжения и студнем шлёпнулось на сырой асфальт.
Сердце потихоньку разгонялось, восстанавливая нормальное кровообращение, дыхание выравнивалось, боль вытекала.
Через полчаса она смогла подняться. Пересохший язык всё ещё хранил горьковато-сладкий привкус марципана, а память его лицо и сказанные им слова
Ладно, ей пора идти.
Скоро начнётся новый день
НЕОБЫЧНЫЙ СЛУЧАЙ С ГОСПОДИНОМ КНОПФЕЛЕМ
Господин Кнопфель, как и любой порядочный немецкий гражданин, отличался безукоризненной пунктуальностью. Поэтому каждый день он укладывался в кровать ровно в одиннадцать часов, и ровно через десять минут, то есть в двадцать три десять, имел обыкновение засыпать сытым глубоким сном без задних ног и без задних мыслей.
Но сегодня сон не сложился. Господин Кнопфель вертелся так и эдак, завязывал на подушке узелки и щекотал собственные веки гусиным пёрышком, считал линии на ладонях и даже насвистывал Вагнера ничто не помогало. В окно бился туманный лунный свет, прикидываясь ночной бабочкой, которую притягивает темнота. Часы показывали ровно двенадцать.
«Какой ужас!» подумал господин Кнопфель. «Совершеннейший Unordnung1! Морфей опаздывает на целых пятьдесят минут! Куда катится империя?!»
И тут сквозь безмолвные возмущения Кнопфеля прорвался звук. Мгновенный, словно луч. Кто-то включил воду в ванной и молниеносно выключил её.
Господин Кнопфель жил в полном одиночестве и считал себя прирождённым холостяком. Кому было ковыряться в его ванной, когда на часах двенадцать?
«Показалось, наверное», успокоил себя Кнопфель, поплевал на подушку и уже будто начал задрёмывать, как вдруг звук повторился. Мгновенный, словно взгляд молодой женщины.
Господин Кнопфель сел в кровати и опустил дрожащие пугливые пятки на холодный пол. Пятки отстукивали симметричный ритм, вполне позволяющий под него танцевать. Силясь унять дрожь, Кнопфель спрятал пятки в худые общипанные тапки.
Звук повторился в третий раз. Вода полилась подольше, секунд восемь, а затем её опять выключили. Видно, тот, кто мылся, знал толк в счётчиках и ценил каждую каплю.
Нет, это переходит все границы, тихо произнёс господин Кнопфель и решительными шагами направился в ванную, громко постукивая тапками, дабы уведомить непрошеного гостя об уровне своей ярости.
Включив свет, он увидел следующее: на краю раковины сидел тонкий рыжий таракан длиной с мужской ботинок сорок второго размера и чистил зубы щёткой господина Кнопфеля.
Какого черта?! возмущённо загнусил Кнопфель, пытаясь испепелить насекомое взглядом маленьких глазок. Немедленно проваливайте из моей ванной!!!
Дело не в том, что он не любил насекомых, к тому же чистоплотность этой особи волей-неволей внушала некое уважение, просто он никогда не делился своей щёткой с кем-либо другим из соображений личной гигиены, кроме того, он очень экономил на воде и не желал расходовать её на личную гигиену какого-то таракана.
А что вы, собственно, здесь делаете? парировал таракан. Вы должны были заснуть, дайте-ка посчитать эээ ещё пятьдесят пять минут назад!!!
Да, это верно. Однако это не даёт вам права нагло появляться в моей ванной, бесцеремонно пользоваться моей зубной щёткой и безмерно расходовать драгоценные капли из водного запаса империи!
Ну что вы! таракан отложил щётку в сторону, вытер усатую пасть кончиком полотенца и развернулся лицом к господину Кнопфелю, свесив ножки вниз. Какие ужасные слова, порочащие мою честь! Нагло, бесцеремонно, безмерно Да я самый экономный немецкий таракан в округе, а вы тут со своим «безмерно» Будучи ярым католиком и добросовестным прихожанином Кёльнского собора, я не могу позволить такого бесчестного и несправедливого отношения к себе. Каковы ваши религиозные воззрения, господин эээ