Кейси Доуз
Новый Мир: Поколение Z
ПРОЛОГ
Точно нельзя больше примыкать ни к каким скоплениям людей. Именно туда Они и будут стремиться. Рано или поздно появятся там, где бы это ни было.
Итан чуть хмурится:
Безлюдные места вот что Им неинтересно. Там нельзя учинить массовую расправу, а они стремятся именно к тому, чтобы уничтожить как можно больше за раз. Только там есть шанс выжить.
Сейчас везде безлюдные места скептично замечает Шона.
Нет. Люди там есть, просто их не видно. Но Они об этом знают. Нужны места, где людей в принципе нет. Куда никто не пойдет, а значит, куда не пойдут и Они.
Глава 1
19 лет спустя
Я свешиваю ноги с кровати, на ощупь пытаясь найти тапочки. Соломенные тапочки, которые мама научилась делать, еще когда мне и пяти не было. Она заявляет, что раньше подобные изделия были из самых мягкий материалов, пружинили и предназначались для удобства. И что за небольшую плату продавались где угодно, а не делались вручную от необходимости.
«Раньше» она иногда называет еще Старым миром.
Мне мало о нем известно.
Я родилась задолго после его падения.
Мне он представляется чем-то совершенно волшебным. Возможно, даже чем-то из грани фантастики. По рассказам родителей, в Старом мире никто не мыл одежду в реке руками ее просто кидали в какую-то непонятную машину (я так и не запомнила названия), нажимали кнопки и она все делала сама, давая на выходе совершенно чистое белье. Ели не из плетенных пиалок, а из керамической посуды, которую мыла за людей так же машина с кучей кнопочек. Был телевизор, что показывал фильмы, которые тоже можно было регулировать кнопками.
Кнопочный мир.
Прекрасный кнопочный мир, где нажатием кнопки можно было заказать еду, а не охотиться за ней полдня, да еще и зачастую прийти с пустыми руками.
Таким был Старый мир по их рассказам.
В детстве перед сном я частенько представляла, как сложилась бы моя жизнь, если бы я хотя бы на чуть-чуть попала в этот дивный Старый мир. Хотя бы на пару дней. Прокатилась на машине, стирала бы не руками, заказывала бы еду кнопкой, и эту еду готовила бы потом за меня машина.
Звучит, как бред сумасшедшего.
Но родители клянутся, что так оно и было.
Даже мне в это сложно поверить.
А Калеб мой младший одиннадцатилетний братишка и вовсе зовет их лжецами и сказочниками и не верит в существование Старого мира. А если и допускает мысль, что он был устроен как-то иначе то в его представлении точно не таким нереальным образом, о котором толкуют родители.
Его можно понять.
С каждым годом Новый мир становится все хуже.
Родись я, когда он тоже не поверила бы ни слову.
Калеб полагает, что единственное отличие между Старым и Новым мирами это отсутствие в первом Имитационных. Тварей, воплощенных в людей, готовых убить, как только потеряешь бдительность.
В остальном он считает, что жизнь не могла так разительно измениться и родители просто выдумывают про кнопки, чтобы посмеяться на то, как мы на это купимся.
Однако, когда речь заходит об Убежище он замолкает и куксится, видимо, не зная, как объяснить этот момент их биографии.
Нашей биографии.
Ведь я была рождена в Убежище.
И мне до сих пор кажется счастливым случаем, что родители не только смогли выбраться из этой бойни сами, но еще и забрать меня. Они заверяют, что таких было единицы, хотя они и вовсе не видели ни одного спасшегося вместе с ними.
Убежище.
Это слово до сих пор произносится в нашем доме с напряженной бдительностью, будто одно его оглашение способно воскресить на яву события той ужасной ночи почти двадцатилетней давности, когда подавляющее большинство Выживших было жестоко убито в массовой бойне, собранной за 2 года Имитационными.
Я ничего не помню оттуда.
Это логично.
Мне было всего пару месяцев.
Но родители помнят более чем. Они не рассказывают об этом нам с Калебом каждый день, но заставляют помнить нас об этом случае. Потому что, по их мнению, пока мы о нем помним не допустим, чтобы с нами случилось повторно нечто подобное.
Хотя вряд ли нечто подобное случится хоть с кем-то.
Более не на памяти родителей, не уже на моей, Они не пытались сманить людей таким образом. Они очень умны.
Они понимают, что даже люди не побегут в один и тот же капкан дважды.
Тем более, когда осталось так мало тех, кто может вообще куда-либо бежать.