– Что случилось?
– Они просто выловили всех китов, так что дальнейший промысел утратил коммерческое значение, – пожал я плечами. – В те времена здесь собиралось по три-четыре сотни судов. Китов просто уничтожили, как в свое время бизонов, – охота шла до полного истребления.
В конце улицы показалась маленькая разрушенная церковь, за ней – кладбище с разбитой оградой. Мы вошли внутрь и остановились перед первой могилой с надгробным камнем.
– "Энгус Маккларен – умер в 1830-м, – прочитала она вслух. – Шотландец".
– В истории китобойного промысла это был тяжелый год, – кивнул я. – Паковый лед стоял тогда дольше, чем обычно, и девятнадцать английских китобоев оказались в ловушке. Говорят, бывали времена, когда на лед выходило до тысячи человек одновременно.
Она продолжала читать полустертые надписи надгробий, медленно двигаясь вдоль могил. Около одного камня она задержалась, слегка сведя брови, потом опустилась на колено и перчаткой стала стирать зеленый мох.
Показалась звезда Давида, вырезанная с той же заботой, как и кельтские кресты на других памятниках. Надпись была сделана на английском.
«Аарон Исаакс, – словно про себя, почти шепотом проговорила Илана. – „Королева моря“ из Ливерпуля. Убит китом в море – 27 июля 1863 года».
Девушка, не поднимаясь с колен, продолжала держать руку на камне, вглядываясь в надпись. Лицо ее было печально. Почувствовав, что я стою рядом, она распрямилась, и я заметил странное смущение так не вяжущееся с ее обычной весьма жесткой манерой поведения. Впервые я подумал, насколько же глубоко она прячет свою сущность.
Потом она взобралась на квадратную каменную тумбу и уселась на край, свесив ноги.
– Я забыла сигареты, – сообщила она. – Можете меня угостить?
Я достал мой старый серебряный портсигар и протянул ей. Взяв сигарету, она задержала его в руке, нахмурив брови и внимательно разглядывая крышку.
– Что это за герб?
– Военно-морской авиации.
– Там вы учились летать?
Я кивнул.
– Худший вид притворства, с которым мне доводилось сталкиваться за многие годы, – покачала она головой. – Из вас такой же пилот-бродяга, как из моего дядюшки Макса.
– Я должен быть польщен или наоборот?
– Как посмотреть... Он – не последняя фигура в Сити, партнер в одном из торговых банковских домов, насколько я знаю. Во всяком случае, где-то по финансовой части.
– В этом смысле мы все не похожи на Хэмфри Богарта или Джека Дефоржа, вы сами это знаете, – улыбнулся я.
– Ну хорошо, – проговорила она. – Тогда скажем проще. Почему именно Гренландия? Существует множество других мест.
– Это просто. За четыре летних месяца здесь я зарабатываю в два раза больше, чем за двенадцать где-либо еще.
– Это важно?
– Для меня – да. Я хочу приобрести пару новых самолетов.
– Как минимум, звучит довольно амбициозно. А что потом?
– Если я смогу начать свое дело на Ньюфаундленде и Лабрадоре – через пять-шесть лет стану богатым человеком.
– Вы говорите так, будто вполне уверены в этом.
– Я должен быть в этом уверен. Восемнадцать месяцев я работал здесь на чужого дядю, потом шесть месяцев самостоятельно искал себе клиентов. При том, как сейчас развивается Канада, через четверть века она станет богатейшей страной в мире, помяните мое слово.
– Все это не объяснение, – снова покачала она головой и резко сменила тему. – Я уверена, что вы из тех мужчин, в жизни которых обязательно должна быть где-то хорошая женщина. Что она думает обо всем этом?
– Я давно уже ничего не слышал с этой стороны. Последняя весточка пришла от ее адвокатов и была весьма холодна.
– Что она хочет? Денег?
– Она в состоянии купить мне два самолета и даже не заметить этого, – заметил я. – Нет, она хочет свободы для себя. Я каждый день сейчас жду добрых вестей.