Сдерживая ярость Азеф протянул Герасимову паспорт:
- Меня знают в свете! Я инженер Черкес! Если я не буду освобожден завтра же Петербург прочтет в печати о полицейском произволе который был возможен лишь до манифеста дарованного нам государем! Кто то хочет бросить тень на монарха и тех кто стоит с ним рядом во имя святого дела обновления России!
Ярился он долго минут двадцать Герасимов сидел за столом отодвинувшись в тень так, чтобы свет бронзовой настольной лампы под большим зеленым абажуром не освещал лица, дав арестованному пошуметь тихо, чуть не шепотом спросил:
- Скажите, а работа в качестве секретного агента тайной полиции никак не бросает тень на священную особу монарха, ратующего за обновление России?
Азеф на какое то мгновение опешил потом поднялся во весь свои громадный рост.
- Да вы о чем?! Мне?! Такое?!
- Именно. Но в развитие нынешнего демократического эксперимента я даю вам право ответить мне "да" или "нет".
- Нет! Нет! И еще раз нет!
- Ваш ответ меня удовлетворяет несмотря на то что он лжив. Я никуда не тороплюсь комната вам здесь приготовлена, отправляйтесь туда, посидите, подумайте и когда решите говорить со мною начистоту, дайте знать.
Через два дня Азеф попросился к Герасимову.
- Да я был агентом департамента полиции. Готов рассказать обо всем вполне откровенно но лишь при одном условии: я хочу чтобы при нашей беседе присутствовал мои непосредственный начальник.
- А кто это, позвольте полюбопытствовать?
- Петр Иванович Рачковский.
Герасимов медленно картинным жестом снял трубку телефонного аппарата сказал барышне номер приложил рожок к своим чувственным несколько даже женственного рисунка губам и сказал чуть посмеиваясь:
- Петр Иванович слава богу тут задержали этого самого Филипповского о котором я вас спрашивал. Вы еще мне ответствовали намедни что он вам совершеннеишим образом неизвестен Представьте он принес устное заявление что служил под вашим началом освещая террор социал-революционеров.
- Да быть того не может, Александр Васильевич - с подкупающей искренностью ответствовал Рачковский. - Какой же это Филипповский?! Прямо ума не приложу вот ведь беда! Какой хоть он из себя? Вы то его уже видели самолично?
- Так он напротив меня сидит, как не видеть, - сказал Герасимов дружески улыбнувшись Азефу. - Только он отказывается со мною беседовать коли вы не придете как-никак непосредственный, многолетний руководитель.
- Он здоровый такой да? - спросил Рачковский. - Губищи, как у негра и глаз маслиной?
- Ну губы у него вовсе не негритянские, - ответил Герасимов и сразу же заметил в глазах Азефа такую глубокую яростную и униженную ненависть, какую редко видал в жизни Когда Рачковский приехал к Герасимову и засеменил было к Азефу тот поднялся во весь свои огромный рост руки ему не подал, закричал:
- Сучье вымя! Я твою маму видал в белых тапочках! Ну, долбанный мышонок ну, сын...
Такой матерщины Герасимов в своей жизни не слышал ни разу, приехав в Петербург он со свойственной ему тщательностью знакомился с городом, побывал конечно же и в трущобах на Калашниковской набережной, но даже там, среди босяков и продажных девок, ему не доводилось слышать извержения вдохновенной брани, свидетелем которой он стал.
- Неблагодарный мелкий чинодрал! - продолжал буйствовать Азеф.