Я на всякий случай предупредила, просто озвучив ее вымышленные страхи:
— Перестань орать, не то порежу вены.
Мама встала, побрела за мной в кухню, монотонно разъясняя, что самоубийцы редко красят волосы перед… этим самым. Остричься в разных местах — это да, а вот развести краску, намазаться и выждать потом полчаса…
— Это больше похоже на успокоительное действие, — разъяснила она, внимательно отслеживая процесс приготовления мною трехслойного бутерброда.
Дождавшись, когда я широко распахну рот перед первым укусом, она пошла в ванную и скоро вернулась со своей зубной щеткой, демонстрируя ее черную щетину.
— Ну убей меня чайником, — предложила я с полным ртом.
Мама подошла близко и мазнула зубной щеткой по моей щеке. Я отталкивала ее руку и уворачивалась, стараясь не подавиться и спасти бутерброд от остатков краски на щетинке.
— Почему ты своей щеткой не красилась?! Почему моей?.. — она завелась не на шутку, глаза потемнели, испуг в них испарился от колбасного духа.
Мы потолкались в кухне у подоконника. Потом мама села за стол, взяла сухарик, посмотрела на меня оценивающе и спросила:
— Можно забрать твои волосы? Те, которые на полу.
Я опять чуть не подавилась.
— Зачем это?
— Соберу в холщовый мешочек, сделаю себе маленькую подушечку. Буду их нюхать вечером, когда метро уже закрылось и тебя может изнасиловать какой-нибудь частник. — Она подняла глаза на часы: — Сейчас половина десятого. Куда ты собираешься ночью с такой прической?
Я тоже посмотрела на часы, подумала и разрешила:
— Бери.
И пошла в ванную промывать волосы.
В раковину потекла темная вода с моей головы, я косилась на пол, на желтые пряди. Потом представила хруст волос в холщовом мешочке и толстого потного частника — почему-то рыжего, лет сорока — и содрогнулась от покрывших меня мурашек.
А в зеркале над раковиной возник ужастик с темными остатками волос и черной полосой на щеке. Еле отмыла эту полосу.
* * *
Байрон ждал меня у подъезда в отцовской «Тойоте». Я как следует замаскировалась — черные очки, черные губы в стиле эмо, кепка с козырьком, драные джинсы и шикарная кожаная куртка Мерилин с цепочками и заклепками.
— Сними кепку, — заподозрил неладное Байрон.
Я сняла. Я всегда его слушаюсь, это совершенно неразрешимая загадка моего организма.
— Текила, ты остригла волосы? — подозрительно тихим и спокойным голосом спросил он.
— Остригла. Для конспирации, — стараюсь не смотреть на него, но боковым зрением замечаю многозначительный кивок. И вдруг он выдает:
— Где они? Где твои волосы, я хочу их забрать.
Я растерянно заметалась глазами по салону.
— Это не получится. Их взяла мама. Она сделает из них подушку. Маленькую… — уточняю я неуверенно, все еще опасаясь смотреть на Байрона.
— Подушку?.. — прошептал он с ужасом.
— Да. Это защита такая от предполагаемых насильников в автомобилях.
Он опять кивнул.
— А твои остриженные ногти мама не собирает? Чтобы сжечь их в полнолуние на болоте.
— У меня нет ногтей. Я их грызу.
— А на ногах? — не может успокоиться Байрон.
— Поехали уже, — попросила я жалобно.
И мы подкатили к «Чугунке» через полчаса полной тишины. Я осмотрела территорию вокруг. Кучка байкеров у мотоциклов, несколько дорогих иномарок, старый «Москвич».
— На чем ездит наш дядечка, как думаешь? — спросила я.
— Он живет в этом же здании, по делам ездит на такси или нанимает машину с шофером. Прописан в другом месте, у жены — «Ниссан», у дочки «Рено», у собаки прислуга для выгула. Я потаскался за ним полтора дня. Примерным семьянином его не назовешь, потому как ночевал он над «Чугункой», практически на рабочем месте — он совладелец клуба. Два часа назад сел в самолет на Варшаву. Готова?
«Чугунка» светилась и гремела музыкой.