-- Пойдем домой. -- Матери стало неловко, потому что она почувствовала в их молчании суд себе.
-- Что, Витька... в ссылку ссылают? -- сказал старик.
-- В какую ссылку?! -- вспыхнула мать. -- Что ты, дедуш-ка, говоришь-то!
-- Да я шутейно, -- успокоил старик. -- Так я... болтанул. В гости он поедет. Хорошее дело.
-- Пойдем, Витя, -- опять сказала мать.
Витька сидел. Молчал.
-- Я не в осуждение говорю, -- продолжал старик. -- Кого осуждать? Такая теперь жизнь. Но вот раньше понимали: до семнадцати годов нельзя парня из дома трогать. У нас тада вся деревня на отхожий промысел ходила... И вот, кто поум-ней был -- отцы-то, те до семнадцати лет сына в город не от-пускали. Как ушел раньше, так все: отстал человек от дома. Потому что -не укрепился, не окреп дома, не пустил ко-решки. А как раньше время оторвался, так все: начинает его крутить по земле, как лист сухой. Он уж и от дома отстал, и от крестьянства... А потому до семнадцати, что надо полю-бить первый раз там, где родился и возрос. Как полюбил на месте -дома, так тебе это и будет -- родина. До самой твоей смерти. Тосковать по ей будешь...
-- Чего ты, дедушка, мелешь лежишь! -- осердилась мать. -- "Полюбил", "не полюбил"... Чего попало! Пойдем, Витька.
Витька встал... Подал Юрке руку.
-- Пока.
-- До свиданья. Пиши.
-- Ладно. Ты тоже пиши. До свиданья, деда.
-- До свиданья, Витька. Не забывай нас.
-- Господи, прямо как на войну провожают... -- не могла скрыть удивления мать. -- Или, правда, -- на заработки куда. Он едет-то -- двадцать верст отсюда! К дяде родному.
-- Это хорошо, -- опять сказал старик. -- Чего же?
Потом, когда шли по улице, мать сказала:
-- Тебе там хорошо будет, Вить.
Витька молчал.
-- Неохота?
Витька молчал.
Мать тоже замолчала.
Зато дома мать выпряглась.
-- Никуда он не поедет, -- заявила она брату с порога. -- Не пущу. Вот.
Дядя засмеялся.
-- Ну, конечно, не надо: а то он там... потеряется. Заблу-дится. Волки его съедят... Витька, а ты-то чего? Тоже, как ба-ба, елки зеленые! Чего ты? Мужик ты или не мужик?..
Ехали в деревню к дяде в легком коробке, сытая сильная лошадь бежала податливо. Коробок мягко качался на рессо-рах.
-- Витька, почему ты не учишься, как все люди, -- хорошо?
-- Все, что ли, хорошо учатся! У нас в классе семь двоеч-ников.
-- А тебя разве самолюбие не заедает, что ты попал в эту семерку?
Витька промолчал на это.
-- И все семь -- мальчишки? Или и девчонки есть?
-- Одна. Мы ее жучим, чтоб она исправлялась. Она бес-толковая.
Дядя захохотал.
-- Дак а себя-то... ха-ха-ха!.. Себя-то чего не жучите? О какие!.. А вы-то чем умнее -- такие же двоечники, как она. А? Витьк?
-- Она к нам не касается. Она же работать не пойдет.
-- Во-он вы куда-а!.. -- понял дядя. -- Вот оно что. Та-ак. Ну и кем, например, ты хочешь работать? Когда подрастешь мало-мало.
-- Шофером.
Дядя даже сплюнул в огорчении.
-- Дурак! Вот дурак-то! Это вас кто-нибудь подговаривает там? Или вы сами придумали -- с работой-то?
-- Сами.
-- Вот долдоны-то! А учителя знают про ваш уговор?
-- Нет. По восемь классов мы как-нибудь кончим...
-- Тьфу! -- расстроился дядя. -- Хоть поворачивай и вы-давай всю эту... шайку. Ты думаешь, шофером -- хитрое де-ло? Это ведь кому уж деваться некуда, тот в шофера-то идет. Голова садовая! Ну, ничего, ничего! Я возьмусь за тебя. Шо-фером!.. Да это уж кого приперло: грамотешки нет -- ну, в шофера. А так-то его бы черт туда затолкал, в шофера-то. А тебе... Ну, ничего, я тебя направлю на путь истинный. Ты у меня пятерочник будешь -- на удивление всем.
А ехали лесом, воздух в лесу был зеленый. Тишина пуга-ла. Витьке было интересно... И грустно.
Ох, то-о... -
запел вдруг дядя негромко, задумчиво, -
...То не ве-ете-ер ве-етку клонит,
Ох, да не дубра-авушка-а шумит:
То-о мое, ох, мое сердечко сто-онет,
Как, ох, как осе-енни-ий лист дрожи-ит...
И замолчал. И задумался.