Мужик-то есть, чего не держать?
-- Витька, -- повернулся дядя к Витьке, -- иди учи уроки в ту комнату, мне надо с матерью поговорить.
Витька незаметно с облегчением вздохнул и ушел в дру-гую комнату. Накачка кончилась.
-- Я вот о чем с тобой, -- заговорил Николай негромко. И посмотрел на часы. -- Помнишь, я тебе говорил про мужи-ка-то?
-- Ну, помню.
-- Это... видал я его в пятницу, говорил с ним...
Груша насторожилась. Заинтересовалась.
-- Ну?
-- Он придет сегодня... -- Николай опять глянул на ча-сы, -- через десять минут.
-- Батюшки! -- испугалась Груша. -- Чего же ты мол-чишь-то сидишь? Надо же хоть маленько прибраться, что ли?..
-- А что у тебя?.. Нормально и так...
Груша вскочила было, но оглянула комнату и села опять.
-- Так ты расскажи про него... Что хоть за человек-то? Ты откуда его знаешь-то?
-- Учился с ним на курсах бухгалтеров вместе...
-- Так это когда было-то!
-- Давненько. А тут встретил его: я в банк приехал, и он туда же пришел. Ну, разговорились... Ну -- как, мол, жи-вешь? То-се... Одинокий он счас -- разошлись тоже, двое детей было...
-- А чего разошлись-то?
-- Пил тоже...
-- Вот те на! Так это что же мне, шило на мыло менять?
-- Да погоди ты! Пил, счас не пьет -- лечился, что ли, или так бросил, не спрашивал. Но твердо знаю, что счас не пьет. Хороший мужик. Я рассказал про тебя: вот, есть, мол, се-стра -- одинокая тоже, парнишка в пятом классе... Приду, говорит. Посмотри, может, что и выйдет у вас. Чего же одна будешь с этих лет...
Через приоткрытую дверь в горницу Витька слышал весь разговор. Навострил уши.
-- Страшно, Коля, -- говорила мать. -- С одним всадилась до ушей... Но тогда хоть молодая была -- простительно, а теперь-то -- это уж глупость будет несусветная. Сама себя исклянешь...
-- А не торопись, никто тебя силком не гонит, -- отвечал на это Николай. -- Присмотрись сперва... Да и он, думаю, тоже не кинется сломя голову. Алименты только с него здо-ровые дерут...
-- Да это-то... черт бы его бей, с алиментами, они все нынче с алиментами. И я-то ведь не девка. Был бы человек хороший. Не зряшный какой...
-- Да нет, он так-то ничего вроде. Вон он идет! Особо не суетись -тоже не в поле обсевок. Но и... это... не строй из себя... Нормально, как всегда...
-- Да уж как-нибудь сумею. А семья-то его где, здесь живет?
Николай не успел ответить. В дверь снаружи постучали.
-- Ну? -- кивком показал на дверь Николай -- отклик-нись, мол.
Груша чего-то растерялась...
Помолчали и вместе сказали:
-- Да!
-- Войдите!
Вошел носатый, серьезный, преуспевающий на вид чело-век лет этак сорока трех -- сорока пяти. В добром, сталистого цвета плаще, при шляпе и при большом желтом портфеле. Маленькими глазками сразу с любопытством воткнулся в женщину... Но смотрел ровно столько, сколько позволило первое приличие.
-- Ну вот, не заблудился, -- сказал он. -- Здравствуйте.
Николай поднялся ему навстречу.
Поздоровались за руку.
-- Сестра моя... Груша -- знакомьтесь, -- представил Ни-колай.
Груша, по-молодому еще стройная, ладная, тоже подня-лась, подала руку.
-- Владимир Николаевич, -- назвался гость.
-- Груша.
-- Груша -- это... Графена?
-- Агриппина, -- сказал Николай. -- Это родители наши верующие были, ну, крестили, конечно... Хорошо, я под Миколу-Угодника угодил, а то был бы тоже какой-нибудь... Евлампий. -- Николай мелко, насильственно посмеялся. -У нас был в деревне один Евлампий...
-- Он потом переменил имя, -- сказала Груша.
-- Да, потом, правда, променял на... забыл, кто он стал-то?
-- Владимир.
-- Тезки, значит. -- Владимир Николаевич тоже искусст-венно посмеялся.
-- Садитесь, -- пригласила Груша.
-- Спасибо. Я бы разделся...
-- О Господи! -- спохватилась Груша. И покраснела. -- Раздевайтесь, пожалуйста!
Она была еще хороша, Груша. Особенно заметно стало это, когда она суетилась и на тугие скулки ее набежал румя-нец, и глаза, широко расставленные, простодушно, искренне засмеялись.