Собрав собачью упряжку из отборных и злых, как волки, колымских псов, он разъезжал по оленеводческим стойбищам. Сначала выменивал тюлений и моржовый жир на пушнину, затем пошли лахтачьи [1] кожи и ремни.
Локэ называл себя лучшим другом американского торговца, и свою ярангу из плавника и моржовой кожи сменил на домик, обшитый гофрированным железом. Правда, внутри домика стоял, обыкновенный полог из оленьих шкур, иначе в нем можно было окоченеть от холода. Никто не мог похвастаться таким обилием разноцветных бумажных этикеток, развешанных в пологе, и знанием разговора белых людей. Локэ любил цветные бумажки. Они напоминали ему деньги, которых было так много у американского торговца. Локэ познал, что в мире нет ничего сильнее могущественных бумажек. Через несколько лет совместной торговли с американцем Локэ сумел открыть счет в банке в Номе.
Локэ уже подумывал купить себе настоящую шхуну, как все вдруг изменилось. Сначала были только слухи. Они упорно ползли с юга, из Анадыря. Говорили о какой-то революции в далекой России, о том, что бедняки убили Солнечного Владыку и поделили все его богатства между собой. Зашевелились и жители селения, бедняки. Стали поговаривать о том, что надо бы отобрать у хозяев вельботы и сделать их общим достоянием.
Собрался уезжать к себе в Америку друг Локэ – американский торговец. Локэ просил взять его с собой, но американ отговорился тем, что у него на вельботе мало места. Даже для жены и дочери у американа не осталось места. Торговец был женат на чукчанке, и у них росла дочь, носящая нездешнее имя – Росмунта.
Локэ проводил друга ранней весной, когда припай еще крепко держался за скалистые берега, обещав беречь его жену и дочь, хотя американ и не просил с него такой клятвы.
Вернувшись с проводов, Локэ увидел над крыльцом американской лавки красный лоскут, пламенем трепещущий на ветру.
В тот же день к Локэ в железный домик пришли новые власти селения. Он с насмешкой смотрел на бедно одетых представителей Советской власти; Вместе с ними был русский парень в остроконечной суконной шапке со звездой. Они объявили Локэ, что завтра у него отберут вельбот, пушнину, оружие и будут судить народным судом.
Локэ в знак согласия кивал головой. Он сказал, что ему вдвоем с престарелой матерью ничего не надо и он рад, что на чукотской земле наконец водворяется порядок и справедливость.
Ночью, когда в селении все спали, даже собаки и старики, Локэ вышел из яранги и потихоньку запряг самых сильных псов. Он погрузил на нарту кованый сундук, подарок американского торговца, и разбудил Тутыну, с дочерью Росмунтой. Велел им одеться потеплей. Плачущей Тутыне пригрозил, что, если она останется здесь, ее тоже убьют, как Солнечного Владыку.
Усевшись на нарты, Локэ стегнул собак и бесшумно выехал из селения.
Путь его лежал к горам, синей дымкой встающим на горизонте. С рассветом Локэ свернул с накатанной дороги и поднялся на холм. Бросив оттуда последний взгляд на родные места, он взял направление на закат.
Они ехали, не останавливаясь, два дня. Собак кормили на ходу. На третий день они подъехали к широкой реке. Снег с ее поверхности стаял, а синий лед был готов вот-вот лопнуть от талой воды. Собаки шли по льду, осторожно перебирая лапами. Зловещее потрескивание пугало их, и они настораживали уши. Реку переехали благополучно. Поднявшись на берег, путники услышали грохот. Гладкую ледяную поверхность перерезали большие трещины. Обратный путь был отрезан, и преследование больше не грозило Локэ.
Вскоре Локэ увидел оленьи рога, выступающие из-за холма. Собаки рванули, и от толчка Тутына вылетела из нарты. Локэ едва удалось сдержать собак. Тутына была мертва. Она ударилась виском о металлический наконечник остола. Пришлось похоронить ее здесь же.