Налет «Юнкерсов»
Умеют воевать, сволочи! процедил сержант и ткнул в плечо лежащего рядом телефониста. Связь давай со штабом полка!
Тот покрутил ручку, прокричал в трубку:
Первый! Первый, я Ромашка, как слышите? Прием!
В ответ трубка что-то прохрипела. Красноармеец протянул её сержанту, коротко бросив:
Есть связь! Тот схватил её, и, стараясь перекричать грохот бомбежки, доложил:
Сержант Васильев, командир Ромашки!
Там уже знали, что майор Романов убит, капитан Белояров и лейтенант Старновский ранены, и никого из командиров, кроме сержантов, в батальоне не осталось.
Что у тебя? Бомбёжка?
Так точно! Артиллерийские позиции бомбят, сволочи! Боюсь, что накрыли их! Да и батальону достается! он, не переставая, смотрел за полем боя.
Второй заход юнкерсы сделали с продольным пролетом над всеми позициями русских и уже окончательно построились в смертоносную карусель, отбомбившись в первом заходе точечно по фланговым батареям. В трубке озабоченно выдали ценное указание:
Держись, сержант! Сейчас всем тяжело! Немец рвётся вдоль Варшавского шоссе и атакует по всей линии обороны! Не только тебе достается!
Но после бомбежки они пойдут в атаку! Иначе зачем бомбить?
Маневрируй пушками. И про связки гранат не забудь. Отсекаешь пехоту и гранатами бей танки! Давай, сержант, действуй! Как пойдут танки немедленно сообщи! Всё, отбой! Трубка замолчала. Васильев, досадливо поморщившись, отдал её телефонисту и снова уставился на позиции батальона. И тут же спрятался за железные колеса, стараясь прижаться ниже рельсов. Но куда там! Осколки от близко разорвавшихся бомб брызнули под вагон. Телефонист ойкнул, один из осколков ударил по его каске, Васильев почувствовал, как второй осколок, задев гимнастерку на плече, пролетел буквально над его ухом. Поднимать голову решительно расхотелось. Упершись каской о железное колесо, он просто лежал и ждал конца этой бомбежки. Бомбежка кончилась неожиданно. Сержант тут же приказал связаться с ротами, чтобы доложили про потери. Но связи не было. Телефонист нехотя пополз по линии телефонного кабеля исправлять повреждения. В это время из рот прибыли связные и доложили: в первой роте 7 человек убиты, 12 ранены, в строю вместе с легкоранеными осталось 24 человека. Во второй роте 3 убитых, 6 раненых, в строю осталось 18 человек. В третьей роте 1 убитый 5 раненых, в строю осталось 12 человек. Из пушек на позициях батальона уцелела одна сорокапятка и пять артиллеристов. Потом прибыли связной от батареи Сибагатуллина, которая располагалась на левом (южном) фланге. У него осталась две полковушки (76-мм пушка с коротким стволом) и 14 человек. От Варданяна посыльного не было. Это вызывало тревогу. Сержант мрачно рассматривал в бинокль развороченную высотку, где еще недавно прятались дивизионные 76-мм пушки с длинными стволами (Ф-22 УСВ) и две сорокапятки. Дивизионки были главной ударной мощью «огневого мешка». На небольшом холме все деревья были повалены, даже отсюда были видны дымящиеся воронки. С трудом верилось, что там вообще кто-то мог остаться в живых! Нужно было доложить в штаб полка, что в строю осталось всего 54 человека, две полковушки, одна сорокапятка и 19 артиллеристов. Нужно было срочно вывозить раненых. Их только в батальоне было 23 человека, да еще и у артиллеристов 8 человек. Батарея Варданяна молчит. Связь с полком пока еще была. За эшелоном ни одна бомба не упала. Немцы бомбили с поразительной точностью. Работали явно высококлассные лётчики. Сержант сам покрутил ручку телефона, вызывая штаб полка. И в это время раздался громкий крик:
Танки!
Из леса по дороге выехали два танка Т-3 (так определил сержант), и, разъехавшись чуть в стороны, замерли, словно изучали обстановку. Следом из леса высыпала немецкая пехота и шустро побежала в сторону левого и правого фланга. Не отрывая взгляда от немцев, сержант наконец услышал голос в трубке:
Первый слушает!
Первый! Это Ромашка, нас атакуют танки. Два средних Т-3. И до двух рот пехоты противника! У меня в строю осталось всего 54 бойца, две полковушки и одна сорокапятка.
Понял, держись! Два танка это семечки! Держись! Об изменении обстановки докладывай. Всё! Сержант с сожалением положил трубку, надеясь, что начальство поди догадалось, что это только передовой отряд.
Огонь, твою мать! заорал сержант из-под вагона, словно в окопах впереди могли его услышать.