Ну не чудесно ли всё это? Приезжаешь из Берлина или Парижа в какую-нибудь дыру на периферии цивилизации, и вот уже снова манит жизнь, загадочная, вечно на взводе, как скрученная пружина. И маленькая очаровательная Ивонна уже далеко, черт возьми! И всё это хорошо…»
— А, ты уже здесь, Янко! — воскликнул Жак звонко и радостно.
Янко Стирбей лежал на красном плюшевом диване, лениво растянувшись и задрав ноги на валик, но мгновенно вскочил, когда вошел Жак. Одним прыжком он очутился около Жака. Все движения Янко были порывисты и быстры.
— Наконец-то хоть одна живая душа! — закричал он. Янко всегда был шумлив, — пожалуй, чересчур шумлив, будто немного навеселе. Он обнял Жака и расцеловал его в обе щеки. Глаза его были влажны.
— Ну, наконец-то ты здесь! Слава богу! Дай мне посмотреть на тебя, Жак. Ты загорел, как цыган! — нежно разглядывал Янко своего друга.
В противоположность Жаку, у Янко с юности всегда был бледный, зеленоватый цвет лица. Даже горячее солнце Анатоля не могло наложить загар на его кожу. Как всегда, он казался невыспавшимся, щеки у него немного ввалились. Но он был необычайно вынослив, его здоровье не могли расшатать никакие излишества. Он мог не спать по нескольку суток, и действительно спал очень мало. У него не хватало времени на сон. Жизнь слишком интересна, чтобы спать! «Ну конечно, опять закутил, — подумал Жак, когда увидел Янко. — Он иначе не может».
Янко Стирбей принадлежал к одному из знатнейших семейств этого края. Его отец, барон Микаэль Георг Стирбей, много лет был министром и близким другом покойного короля, старший брат Борис занимал место секретаря посольства в Лондоне; среди его родственников были генералы, советники, губернаторы, прокуроры. Но сам Янко был простым лейтенантом, без малейшего честолюбия, как он сам заявлял, и в Анатоле пользовался славой «первого шалопая в городе». Пока у него были деньги, он сорил ими без оглядки (отец уже не раз спасал его от кредиторов), а когда денег не было, делал долги, не ломая себе голову над вопросом, как он их будет платить. Янко был игрок, кутила и большой почитатель прекрасного пола. О его приключениях рассказывали бесчисленные истории. Много раз они кончались форменным скандалом. Только из уважения к его больному отцу Янко еще не прогнали из армии.
— Эй, Ксавер! — окликнул Янко лакея, по обыкновению несколько рисуясь резкостью своего тона. — Мы начинаем. Принеси коктейль.
— Коктейль? Это еще что за новости? — спросил Жак.
— Да, коктейль. Мы хоть и живем на краю света, но тоже не отстаем от жизни. Изобретен в честь тебя, Жак! Ты удивишься. Наше здешнее сладкое вино, джин, чуть-чуть розовой эссенции — для букета — и одна оливка. Надеюсь, у тебя хороший аппетит? Я уже несколько дней ломаю голову, как бы тебя получше встретить. Отведай даров отечества: вот поросенок, вот барашек, вот курица. Разумеется, мне следовало бы приготовить для тебя какую-нибудь красотку, но этого я сейчас сделать не в состоянии. Но подожди, может быть, отыщу завтра, кто знает? Во всяком случае стол здесь будет не хуже, чем в Берлине или Париже. Я уже побывал на кухне у госпожи Корошек, там пахнет, как на небесах. Эй, Ксавер, поторапливайся!
Жак и Янко были, можно сказать, братьями. Много лет они учились в одной школе и вместе пережили все мальчишеские увлечения и грешки. Бессчетные юношеские проказы и сумасбродства, нескончаемые беседы и жаркие споры сделали их друзьями на всю жизнь. Окончив школу, Янко поступил в военную академию, а Жак уехал продолжать образование в Вену.