Особенно в таком случае, как ваш. Не хотелось, чтобы вы думали, будто я гарантировал вам полное здоровье, иммунитет на годы вперед. Вы ведь и сами знаете…
– Да я вовсе так не думаю! – перебил его Джонатан.
– Значит, вы все правильно поняли, – улыбнувшись, произнес доктор Перье и тотчас устремился в банк.
Джонатан отправился дальше на поиски вантуза. Вообще‑то у них засорилась раковина на кухне, а не туалет. Симона еще несколько месяцев назад одолжила вантуз у соседей. Но теперь его больше занимало то, что сказал ему доктор Перье. Может быть, он что‑то знает, может, последние анализы дали какие‑то подозрительные результаты, но пока у него нет достаточных оснований, чтобы говорить ему об этом?
У дверей droguerie Джонатан увидел улыбающуюся темноволосую девушку, которая как раз запирала замок.
– Извините, уже пять минут первого, – сказала она.
3
В последнюю неделю марта Том был занят тем, что писал портрет Элоизы, возлежавшей в полный рост на обтянутом желтым шелком диване. Элоиза редко соглашалась позировать. А вот диван стоял на одном и том же месте, и Тому удалось сносно изобразить его на холсте. Он сделал также семь или восемь эскизов Элоизы: она лежала, подперев голову левой рукой, тогда как правая рука покоилась на альбоме по искусству. Два лучших он отобрал для дальнейшей работы, остальные отложил.
Ривз Мино написал ему письмо, интересуясь, не пришла ли Тому в голову какая‑нибудь дельная мысль, – он имел в виду их разговор. Письмо пришло спустя пару дней после того, как Том переговорил с Готье, у которого обычно покупал краски. Том ответил Ривзу: «Пытаюсь что‑нибудь придумать, а пока пошевели мозгами, может, и самому что‑нибудь в голову придет». Фраза «пытаюсь что‑нибудь придумать» была всего‑навсего вежливой, даже лживой отговоркой, как и многие другие выражения, служащие для смазки механизма общения между людьми, как выразилась бы Эмили Поуст. В финансовом плане Ривз не очень‑то «смазывал» Бель‑Омбр; напротив, оплата Ривзом посреднических услуг, которые Том оказывал ему время от времени, покрывая разные его делишки, едва оправдывала расходы на химчистку, но не стоило пренебрегать дружескими отношениями. Ривз достал фальшивый паспорт и быстро переправил его в Париж, когда Тому понадобился документ в деле о «Дерватт лимитед». Может статься, Ривз когда‑нибудь еще пригодится Тому.
А вот затея с Джонатаном Треванни была для Тома лишь игрой. Он занимался всем этим вовсе не в угоду любившему рисковать Ривзу. Тому разонравился риск, и он не уважал тех, кто зарабатывал себе на жизнь – или хотя бы подрабатывал, – пускаясь в авантюры. Это ведь своего рода слабость. Том затеял игру с Треванни из любопытства, потому что тот как‑то посмеялся над ним, и еще Тому хотелось посмотреть, попадет ли он в цель, выстрелив наудачу, не заставит ли хоть какое‑то время Джонатана Треванни поволноваться, а Том чувствовал, что это человек самоуверенный, не сомневающийся в своей правоте. Потом Ривз забросит удочку, внушив, естественно, Треванни, что он все равно скоро умрет. Том сомневался, что Треванни клюнет, но для него настанут нелегкие времена, уж это точно. К сожалению, Том не мог предположить, как скоро слухи дойдут до ушей Джонатана Треванни. Готье вообще‑то любил распускать сплетни, но может так случиться, если даже Готье и расскажет двоим‑троим знакомым, что ни у кого не хватит смелости затеять этот разговор с самим Треванни.
Поэтому Том, хотя и был по обыкновению занят живописью, весенними посадками, изучением немецкой и французской литературы (теперь он взялся за Шиллера и Мольера), плюс к тому надзором за работой трех каменщиков, которые возводили теплицу по правой стороне сада за Бель‑Омбр, продолжал считать проходившие дни и пытался представить себе, как складывались события после того дня в середине марта, когда он сказал Готье, что слышал, будто Треванни долго не протянет.