Но как насчет… я имею в виду анализы, которые сдавал два месяца назад. Не очень хорошие результаты?
У доктора Перье был озадаченный вид. Джонатан внимательно смотрел на него. Доктор Перье улыбнулся, обнажив желтоватые зубы под небрежно подстриженными усами.
– Что значит – не очень хорошие? Результаты вы сами видели.
– Но… я не очень‑то разбираюсь в этом…
– Я ведь вам все объяснил… Да в чем дело? Вы опять быстро утомляетесь?
– В общем, нет.
Джонатан знал, что доктору пора обедать, поэтому прибавил торопливо:
– Сказать по правде, один мой приятель откуда‑то узнал, что у меня вот‑вот должно быть ухудшение. И что я, возможно, долго не проживу. Я, естественно, подумал, что эти сведения исходят от вас.
Доктор Перье покачал головой, потом рассмеялся, подпрыгнув, как птица, затем успокоился и, слегка расставив костлявые руки, оперся ими на верх застекленного шкафчика.
– Мой дорогой, во‑первых, будь это правдой, я бы об этом никому не сказал. Это неэтично. Во‑вторых, это неправда, насколько я могу судить по результатам последних анализов. Хотите, сегодня сделаем еще один? Во второй половине дня, в больнице, может, я…
– Это совсем необязательно. Я хочу знать лишь одно – это правда? Или вы не хотите мне сказать? – Джонатан рассмеялся. – Чтобы я лучше себя чувствовал?
– Что за глупости! Уж не думаете ли вы, что я из таких врачей?
Именно, подумал Джонатан, глядя доктору Перье прямо в глаза. И да простит его Бог, но Джонатан считал, что вполне заслуживает того, чтобы ему сказали правду, потому что он не боится правды. Джонатан прикусил нижнюю губу. Он подумал, что можно съездить в парижскую лабораторию и попробовать еще раз встретиться со специалистом по фамилии Муссю. Кое‑что, быть может, удастся выудить сегодня за обедом у Симоны.
Доктор Перье между тем похлопывал его по руке.
– Ваш приятель, – не стану спрашивать, кто он, – либо заблуждается, либо это, по‑моему, не очень хороший приятель. А теперь послушайте‑ка. Вы должны обратиться ко мне, когда действительно почувствуете утомляемость, и только на это стоит обращать внимание…
Спустя двадцать минут Джонатан поднимался по ступенькам своего дома, держа в руках коробку с яблочным пирогом и длинный батон. Открыв дверь ключом, он прошел через прихожую на кухню. Оттуда тянуло запахом жареной картошки – этот запах, от которого слюнки текут, всегда предвосхищал обед, а не ужин. Симона обычно нарезала картошку тонкой соломкой, а не круглыми ломтиками, как чипсы в Англии. И что это ему вспомнились английские чипсы?
Симона стояла возле плиты в переднике поверх платья и орудовала длинной вилкой.
– Привет, Джон. Что‑то ты поздно.
Джонатан обнял ее и поцеловал в щеку, затем поднял коробку и покачал ею перед Джорджем, который, склонив светловолосую голову над столом, вырезал из пустой картонки из‑под кукурузных хлопьев части для своей конструкции.
– А, пирог! С чем? – спросил Джордж.
– С яблоками.
Джонатан поставил коробку на стол.
Каждый съел по небольшому бифштексу с вкусной жареной картошкой и зеленым салатом.
– Брезар затеял инвентаризацию, – сказала Симона. – На следующей неделе привезут летнюю коллекцию, поэтому он собирается устроить распродажу в пятницу и субботу. Возможно, сегодня вернусь попозже.
Она подогрела яблочный пирог на асбестовой огнеупорной тарелке. Джонатан с нетерпением ждал, когда Джордж отправится в гостиную играть или пойдет гулять в сад. Когда сын наконец ушел, он сказал:
– Забавное письмо получил я сегодня от Алана.
– От Алана? И что в нем забавного?
– Он отправил его перед самым отъездом в Нью‑Йорк.