Весной в бурных пенистых водах Амура с немолчным ревом кувыркаются, то появляясь на поверхности, то исчезая в глубине, огромные льдины.
Богатый торговец установил в центре города, на помосте, лотерейный столик, где объявляются результаты тиража. Перед ним теснятся люди в мехах, дрожат от холода нищие в лохмотьях. Весь город здесь – воры, мошенники, военные, студенты, приличные дамы и проститутки сгорают от нетерпения в ожидании приговора судьбы. Неожиданно в толпе раздаются возгласы разочарования, стоны, ругательства и радостные крики счастливчиков. Разгораются стычки и словесные перепалки. Мужья колотят жен, которые имели неосторожность поменять числа, неудачники, рискнувшие последними грошами, грозятся покончить с собой. Кредиторы требуют вернуть долги, выигравшие не могут отыскать свои билеты.
Никогда прежде я не видел подобного города, в котором богатеи так трясутся за нажитое, а бедняки отчаянно борются с нищетой. Праздность этого народа укрепляет мою уверенность в том, что китайская империя погружается в хаос. Древняя цивилизация распалась под властью маньчжуров, не пожелавших открыться навстречу миру и отрицающих современную науку. Сегодня империя превратилась в лакомый кусок для западных держав и выживает, жертвуя своими территориями и независимостью. Только японцы, унаследовавшие чистую, без примесей[9] , китайскую культуру, могут освободить ее от европейского ига. Мы вернем китайцам мир и достоинство.
Мы – их спасители.
23
Ходивший на разведку Цзин возвращается и сообщает, что восставшие заняли мэрию и выбросили с балкона труп мэра. За несколько часов ненависть охватила весь город, опьяневшие от крови люди убивают коллаборационистов и японских эмигрантов. Китайские солдаты, рекрутированные в маньчжурскую армию, повернули штыки против японцев и окружили вражеские части в казармах.
Минь приставляет к стене лестницу, и мы лезем наверх. Перед нами простирается море крыш, похожих на серую, с серебристым отливом, рыбью чешую. Извилистые улицы напоминают борозды вспаханного поля. Платаны с голыми ветками тянутся вверх, подобно изящным иероглифам. В центре города к лилово-желтому небу поднимаются черные дымы. В воздухе стоит шорох крыльев тысяч обезумевших воробьев.
Мы слышим выстрелы, мешающиеся с криками и торжествующими возгласами, бьют барабаны. Некоторые кварталы мрачны и безлюдны, в других царит оживленное веселье. За городскими стенами клубится густой туман.
Хватит ли у мятежников сил, чтобы противостоять подкреплению, которое наверняка пришлют японцы?
24
Во время короткого обмена любезностями я узнаю, что мадам Виолетта, хозяйка Масаё, – уроженка Токио. Встреча на чужой земле с жительницей родного города доставляет мне тихую радость, при таких обстоятельствах чужие нам люди сразу становятся родными и близкими. Мадам Виолетта угощает меня сакэ и задает тысячу вопросов о моей прежней жизни. Я отвечаю тем же. Она рассказывает, что ее муж и дети погибли во время землетрясения, и достает из рукава кимоно крошечную детскую туфельку – единственное, что осталось ей на память о сыне.
Прошло четырнадцать лет, и мне почти удалось забыть страшную картину стихийного бедствия. Слезы мадам Виолетты пробуждают в памяти воспоминания о тех ужасных днях.
Катастрофа произошла в полдень. Только что прозвонил колокол, отпускающий нас на большую перемену. Внезапно начали опрокидываться стулья, полетел на пол мел. Я подумал, что расшалился кто-нибудь из товарищей, засмеялся и захлопал в ладоши, но тут с глухим стуком опрокинулась черная доска, поранив осколками многих учеников. Задрожали стены. Тяжелые деревянные парты катались от одной стены класса к другой.