Саша Ладонщиков долго не решался уколоть палец ножом, но в конце концов после нескольких неудачных попыток, кряхтя и морщась, с трудом выдавил из пальца каплю крови и расписался.
Текст клятвы Гошка пообещал к вечеру сочинить и вписать в лист сверху.
В щели пробивались узкие лучи. В них роилась пыль. В углу громоздилась старая сломанная мебель. Слышно было, как на крыше ворковали голуби. По мостовой мимо дома проехал грузовик.
Гошка с осторожностью достал из кармана смятую папиросу, которую еще вчера вечером вытащил из отцовской пачки, подошел к окну, навел на кончик увеличительное стекло и, когда папироса задымилась, быстро сунул в рот.
Папироса пошла по кругу. Члены шайки «Черный крест» курили молча и сосредоточенно. Гошка потихоньку курил давно, а Витька и Саша, может быть, всего второй или третий раз в жизни. Поэтому они с опаской втягивали в себя небольшие порции дыма, боясь позорно закашляться.
Когда с папиросой было покончено, Гошка затолкал окурок в квадратный пожарный ящик с песком и сверху засыпал.
— В десять ноль-ноль собираемся у еврейского кладбища, — сказал Гошка. — Пугач я принесу, у тебя (кивок в сторону Витьки Грохотова) есть приличная финка… А ты, Сашка, захвати из дома какое-нибудь холодное оружие…
— У нас дома нет оружия, — сказал Сашка.
— Чем твоя мать хлеб режет? — спросил атаман.
— Ножом.
— Вот и возьми его. На всякий случай наточи как следует. Возможно, придется в ход пустить…
— Как это — в ход? — вытаращил глаза Сашка.
— Не на воскресную прогулку идем, а на дело… — туманно пояснил Гошка.
— Меня в десять часов ни за что из дома не выпустят, — вспомнил Сашка.
— Ты подписывался кровью под нашей клятвой? — хмуро взглянул на толстого Сашку атаман.
— Какая это клятва? Белый лист…
— Там будет написано, что каждого, кто выдаст нашу тайну или изменит клятве, ожидает смерть!
— Ладно, я в окно вылезу, — сказал Сашка Заговорщики один за другим спустились по чердачной лестнице вниз и молча разошлись по домам.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ОПЕРАЦИЯ «ЛЕТУЧАЯ МЫШЬ».
В одиннадцать вечера на улицах города В. становилось тихо и пустынно. В окнах гасли огни. Уличные фонари обливали желтым светом пыльную листву толстых лип. Гладкие камни булыжной мостовой тускло блестели.
Посередине улицы, пошатываясь и спотыкаясь, шагал человек в белой рубашке с расстегнутым воротом. Подошвы ботинок шаркали по булыжникам. Из кармана брюк свисал галстук, в руке смятая шляпа. Человек остановился напротив гастронома, долго смотрел на освещенные витрины, затем попытался подняться на пригорок, но из этого ничего не вышло: едва не опрокинувшись, он попятился назад. Погрозив магазину пальцем, человек продолжал свой неровный и замысловатый путь по мостовой.
Последний уличный фонарь стоял напротив старой полинявшей часовни. А дальше только луна и звезды освещали мостовую и подстриженные липы. Домов здесь почти не было. Сразу за деревьями виднелись молчаливые товарные составы. На путях желто светились фонари стрелок.
Из придорожной канавы вылезли три темные фигуры без лиц и стали молча ждать человека, который беспечно брел все так же посредине мостовой. Когда он вплотную приблизился к ним, одна из фигур направила на человека пистолет и хриплым басом потребовала:
— Жизнь или кошелек?
Человек остановился и без всякого страха стал смотреть на три подозрительные личности, казалось, возникшие из мрака. Все трое были в черных масках с крестообразными прорезями для рта, носа и глаз.
Быть или не быть, вот в чем вопрос. Достойно ль Смириться под ударами судьбы?
Иль надо оказать сопротивленье?
И в смертной схватке с целым морем бед Покончить с ним?
Произнеся довольно внятно этот монолог, человек надел шляпу и, едва не потеряв равновесие, поклонился молчаливым незнакомцам в черных масках.
— Я вас приветствую, джентльмены! — с пафосом произнес он.