Новеньких всегда колотят, так заведено, и его били, и этот пацан, став старше…
Мальчишка не убегал и смотрел как-то странно… Вот чуть-чуть покачнулся, и ком земли пролетел мимо и взорвался, ударившись о ствол яблони…
«Боги мои! – ахнул про себя Орнольф, разглядев наконец тонкое, почти девичье лицо. – Да он же слепой!»
Гнев вырос в груди и взорвался, как огненный шар-каор. Жирный Пес превзошел подлостью всех подлых псов в мире! Издеваться над калекой, над слепцом, да еще здесь, в священном местеНиэв Эйд?!
Потом была безобразная драка… Орнольф был страшен в ярости, но один против семерых не выстоял бы иБеовульф. Когда переносица хрустнула под кулаком Жирного Пса, в глазах потемнело, и, захлебнувшись кровью, Орнольф попятился к ближайшему дереву. А слепой мальчишка оказался между ним и псами, вывернулся из-за спины, хотя Орнольф и велел ему убираться. Никуда он не убрался, а развернулся легко и красиво, будто танцевал, упал на колено, и острый локоть въехал между ног Жирному Псу. Новичок вскочил на ноги, его маленький кулак встретился с песьим прыщеватым подбородком. И словно продолжая движение танца, – такое Орнольф видел раньше только в исполнении наставника Сина, – мальчишка качнулся вперед и, выгнувшись «ласточкой», вбил пятку в лицо другого пса, превратив его нос в кровавый свиной пятачок.
Слепой?..
Зрячий?!.
Нет, все-таки слепой. Орнольф понял это потом, когда они вдвоем – он, выплевывая кровь, и рядом верткий как змея пацан, – обратили противника в бегство.
– Дигр, – проворчал Орнольф, ощупывая нос, – подлая скотина!
Новенький резко повернулся к нему всем телом, и Орнольф увидел его глаза. И понял, почему дразнился Жирный Пес, и поневоле вздрогнул, хотя мало чего боялся. Неподвижные черные зрачки, казалось, застыли в пустоте, в бесцветном прозрачном стекле, где невозможно отличить радужку от белка.
Лучше бы у парня были бельма.
А он даже не видел, как исказилось лицо Орнольфа, смотрел прямо перед собой, не мигая:
– Кто ты?
Теперь Орнольф десять раз подумал бы, прежде чем ответить. Он помедлил. И слепец правильно истолковал эту паузу. Пожал плечами, отступая на пару шагов:
– У тебя голос, как у одного из них… Но ты мне помог, незнакомец. Если будет что-то нужно, найди Альгирдаса, Паука Гвинн Брэйрэ. Я с радостью окажу ответную услугу.
Новеньких привозили в Ниэв Эйд, когда им исполнялось десять зим. Значит, и этому было десять, просто выглядел он младше, мельче, – с калеками так бывает. Орнольфу было четырнадцать, и он уже ходил в походы вместе с отцом, а этим летом взял себе наложницу в Хуналанде. Но у него все еще не было имени в Гвинн Брэйрэ, и не будет, пока он не закончит учиться. Если вообще закончит. Немногие оставались в Ниэв Эйд до конца обучения: чтобы стать воином-чародеем, одновременно и жрецом и конунгом, нужно было особое расположение богов.
А десятилетний слепец назвался Пауком Гвинн Брэйрэ и говорил как взрослый, серьезно, но без всякой торжественности. Он уходил, и, глядя ему в спину, Орнольф снова гадал: слеп новичок? Или… или – что? Странная походка, неспешная, скользящая… осторожная.
Да, он не видит.
Но как же тогда?..
Орнольф сорвался с места и побежал вдогонку за Пауком.
Услышав его шаги, мальчишка обернулся. И снова Орнольф вздрогнул, увидев застывшие глаза. Но, прогоняя холодок то ли страха, то ли брезгливости, громко сказал:
– Меня называют Орнольф, сын Гуннара, – и протянул руку, как принято было в Ниэв Эйд.
Точки зрачков в стеклянной пустоте не шевельнулись, но слепец уверенно ответил на рукопожатие. Тонкая теплая ладошка с твердыми мозолями.
– Я рад нашей встрече, Орнольф Гуннарсон, – сказал новичок серьезно и добавил совсем другим голосом: – Мне показалось сначала, что ты испугался. Меня почему-то многие боятся. Почти все.
– Даны никого не боятся, – гордо ответил Орнольф.