Приезд богатого соседа есть важная эпоха для деревенских жителей. Помещики и их дворовые люди толкуют о том месяца два прежде и года три спустя. Что касается до меня, то, признаюсь, известие о прибытии молодой и прекрасной соседки сильно на меня подействовало; я горел нетерпением её увидеть, и потому в первое воскресенье по её приезде отправился после обеда в село *** рекомендоваться их сиятельствам как ближайший сосед и всепокорнейший слуга.
Лакей ввёл меня в графский кабинет, а сам пошёл обо мне доложить. Обширный кабинет был убран со всевозможною роскошью; около стен стояли шкафы с книгами, и над каждым бронзовый бюст; над мраморным камином было широкое зеркало; пол обит был зелёным сукном и устлан коврами. Отвыкнув от роскоши в бедном углу моём и уже давно не видав чужого богатства, я оробел и ждал графа с каким-то трепетом, как проситель из провинции ждёт выхода министра. Двери отворились, и вошёл мужчина лет тридцати двух, прекрасный собою. Граф приблизился ко мне с видом открытым и дружелюбным; я старался ободриться и начал было себя рекомендовать, но он предупредил меня. Мы сели. Разговор его, свободный и любезный, вскоре рассеял мою одичалую застенчивость; я уже начинал входить в обыкновенное моё положение, как вдруг вошла графиня, и смущение овладело мною пуще прежнего. В самом деле, она была красавица. Граф представил меня; я хотел казаться развязным, но чем больше старался взять на себя вид непринуждённости, тем более чувствовал себя неловким. Они, чтоб дать мне время оправиться и привыкнуть к новому знакомству, стали говорить между собою, обходясь со мною как с добрым соседом и без церемонии. Между тем я стал ходить взад и вперёд, осматривая книги и картины. В картинах я не знаток, но одна привлекла моё внимание. Она изображала какой-то вид из Швейцарии; но поразила меня в ней не живопись, а то, что картина была прострелена двумя пулями, всаженными одна на другую.
Вот хороший выстрел, сказал я, обращаясь к графу.
Да, отвечал он, выстрел очень замечательный. А хорошо вы стреляете? продолжал он.
Изрядно, отвечал я, обрадовавшись, что разговор коснулся наконец предмета, мне близкого. В тридцати шагах промаху в карту не дам, разумеется, из знакомых пистолетов.
Право? сказала графиня, с видом большой внимательности, а ты, мой друг, попадёшь ли в карту на тридцати шагах?
Когда-нибудь, отвечал граф, мы попробуем. В своё время я стрелял не худо; но вот уже четыре года, как я не брал в руки пистолета.
О, заметил я, в таком случае бьюсь об заклад, что ваше сиятельство не попадёте в карту и в двадцати шагах: пистолет требует ежедневного упражнения. Это я знаю на опыте. У нас в полку я считался одним из лучших стрелков. Однажды случилось мне целый месяц не брать пистолета: мои были в починке; что же бы вы думали, ваше сиятельство? В первый раз, как стал потом стрелять, я дал сряду четыре промаха по бутылке в двадцати пяти шагах. У нас был ротмистр, остряк, забавник; он тут случился и сказал мне: знать, у тебя, брат, рука не подымается на бутылку. Нет, ваше сиятельство, не должно пренебрегать этим упражнением, не то отвыкнешь как раз. Лучший стрелок, которого удалось мне встречать, стрелял каждый день, по крайней мере три раза перед обедом. Это у него было заведено, как рюмка водки.
Граф и графиня рады были, что я разговорился.
А каково стрелял он? спросил меня граф.
Да вот как, ваше сиятельство: бывало, увидит он, села на стену муха: вы смеётесь, графиня? Ей-богу, правда. Бывало, увидит муху и кричит: Кузька, пистолет! Кузька и несёт ему заряженный пистолет. Он хлоп, и вдавит муху в стену!
Это удивительно! сказал граф, а как его звали?
Сильвио, ваше сиятельство.
Сильвио! вскричал граф, вскочив со своего места. Вы знали Сильвио?
Как не знать, ваше сиятельство; мы были с ним приятели; он в нашем полку принят был как свой брат товарищ; да вот уж лет пять, как об нём не имею никакого известия. Так и ваше сиятельство, стало быть, знали его?
Знал, очень знал. Не рассказывал ли он вам но нет; не думаю; не рассказывал ли он вам одного очень странного происшествия?
Не пощёчина ли, ваше сиятельство, полученная им на бале от какого-то повесы?
А сказывал он вам имя этого повесы?
Нет, ваше сиятельство, не сказывал Ах! ваше сиятельство, продолжал я, догадываясь об истине, извините я не знал уж не вы ли?..
Я сам, отвечал граф с видом чрезвычайно расстроенным, а простреленная картина есть памятник последней нашей встречи