На этот раз море было слегка встревоженным животным: возмущенно брызгало на берег пеной и ворчало, но меня все же приняло любезно покачало на волнах и взбодрило. Обсыхая под утренними лучами, я прикидывал, сколько можно потратить на еду, когда вдруг увидел прогуливающуюся вдоль линии прибоя фигуру, показавшуюся мне знакомой. Вид у Аркадия Куцего, а это оказался именно он, был задумчивый, даже рассеянный, но при этом траектория его движения была удивительно верной: волны несли пену к самым его ногам, но теряли свою приливную мощь и откатывались, не доставая буквально нескольких сантиметров до ботинок обувь оставалась сухой и безукоризненно чистой. И эта мелочь показалась мне чрезвычайно важной. «Передо мной человек, который выше обыденности, даже грязь к нему не липнет», подумал я.
И в тот же момент, словно желая меня опровергнуть, какая-то особенно мощная волна покатилась к ногам литератора и разбилась о его ботинки. Впрочем, он этого даже и не заметил. Но я уже принял решение и, схватив одежду, уверенной походкой двинулся навстречу Аркадию Куцего.
Внутренне я приготовился к самому худшему: Куцего узнает во мне вчерашнего танцора, мысленно свяжет мою особу с ночным исчезновением Ирины, бросит мне в лицо обвинение или задаст каверзный вопрос. Отпираться, обманывать я, конечно же, сочту ниже своего достоинства и во всем признаюсь. Пусть на этом наше общение раз и навсегда закончится, зато все будет честно это самое малое из того, что я могу сделать для своего кумира. А может, и не нужно никаких вопросов с его стороны рассказать вот так, сразу, все начистоту и все?
С этими мыслями я встал на пути писателя (волны зашипели у ног, словно потревоженный клубок змей) и сказал:
Здравствуйте, Аркадий Борисович!
Не заметить меня было невозможно, и он вынужден был остановиться.
Здравствуйте, ответил он неуверенно, видимо, силясь вспомнить, где мог меня видеть.
Его мысли витали далеко, и мне снова стало стыдно: Аркадий Борисович, возможно, специально уединился, чтобы продумать замысел очередного гениального произведения, а я, итак со всех сторон виноватый перед ним, бесцеремонно возвращаю его к действительности.
Извините, начал я, я в каком-то смысле ваш коллега Начинающий автор Узнал вас и решился подойти, чтобы Чтобы выразить свое восхищение вашим талантом
Я совсем смешался, чувствуя, что начинаю нести чушь, и умолк, так ничего толком и не сказав. Однако Куцего, видимо не единожды сталкивавшийся с поклонниками, взглянул хоть и с тоской во взоре, но все-таки снисходительно:
Все мы когда-то были начинающими авторами
Непонятно было, кого Куцего имеет в виду, говоря про «всех» мы были вдвоем. Между тем мой кумир продолжал:
а кое-кто так и остался в статусе «начинающего».
Казалось, он раздумывает, будет ли удобно после этой фразы поклониться и пойти дальше, но этому мешала то ли вежливость, то ли что-то другое. Я растолковал это как: «Что мне делать с этим внезапно появившимся поклонником?» Никакого «вчерашнего танцора» во мне, он, конечно же, не признал.
И тут литератора, судя по всему, осенила какая-то идея: посветлев лицом, словно решив сложную задачку, он вдруг проговорил совсем другим, приглашающим тоном:
Я сейчас как раз собирался завтракать. Не хотите ли, молодой человек, составить мне компанию? Как, кстати, вас зовут?
И-игорь, ответил я с заминкой, огорошенный столь неожиданным приглашением, не в силах поверить в свое счастье: завтрак с самим Куцего это же событие, которое запомнится на всю жизнь! Куда идти?
Может быть, сначала, Игорь, хотя бы шорты наденете? сказал он с легкой усмешкой.
Только тут я заметил, что стою перед ним в мокрых плавках, со скомканной одеждой в руках, и невольно засмеялся.
Кафе на этот раз было недорогим, а завтрак вкусным. Я уплетал за обе щеки, чем, по-моему, вызвал невольное восхищение писателя.
Подождав, пока я доберусь до кофе, он вежливо спросил:
И что вы пишете, Игорь?
Фантастику, пытаясь справиться с волнением, ответил я. И реалистическую прозу. О людях.
Это хорошо, что о людях, в глазах Куцего мелькнула задорная искорка. А стоят они того люди?
Стоят, ответил я. Литература должна писать о людях, иначе творчество бессмысленно! Вы не согласны?
Почему же, согласен, Куцего прищурился. Только важно понимать, о каких людях нужно писать и как строить текст.