Псы рвались с привязи, хрипя и задыхаясь в ошейниках, так что оставалось только надеяться, что стальные цепи достаточно прочны.
Собачье громыханье произвело впечатление. Гость слегка отступил и принялся ждать в некотором отдалении. Через пару минут его терпение было вознаграждено. На крыльцо в дырявой футболке и просторных парусиновых штанах вышел хозяин дома. Был он коренаст, стрижен под миллиметр и имел выражение лица, не располагающее к общению.
Чего тебе, добрый человек? спросил он безо всякой теплоты в голосе. Дело какое есть, или приключений ищешь?
Приключений? встрепенулся гость. О да.
Они иногда бывают довольно болезненными, предупредил хозяин.
Э?
Болезненными, говорю, повторил вышедший, чуть повысив голос. Потому что кроме собак у меня еще имеется карабин и помповое ружье «Рысь».
О! А сабля? Сабля е?
Чего? обладатель дырявой футболки и помпового ружья в удивлении даже приспустился с крыльца на две ступеньки. Ты кто такой?
То не главный вопрос.
Ладно. Какой главный?
Радола Гайда. Ведаете?
Хм Стоящий на крыльце вдумчиво почесал лоб и внимательнее вгляделся в пришельца. Не думал, что когда-нибудь снова услышу это имя. А ты что, иностранец?
С Чехии.
Надо же. А на вид совсем, как нормальный человек Ладно, заходи в дом. Посмотрим, что у тебя за приключения.
Пройдя за мрачным хозяином в тесно заставленную какими-то коробками прихожую, пришелец переобулся в предложенные тапочки. При этом снятые ботинки пришлось оставить возле засунутого под лавку черепа огромного доисторического быка, могучие рога которого имели размах почти в два метра и за прошедшие столетия ничуть не утратили прежней грозной крепости.
Сюда иди, позвал домовладелец, успевший удалиться по лабиринту коридора.
Гость, с любопытством рассматривая мебель (справа плотно стояли резные шкафы из орехового купеческого гарнитура, слева высоченный дубовый буфет XIX века) прошел на зов.
Присаживайся, обладатель парусиновых штанов жестом указал на кресло напротив окна, а сам, согнав со стула вальяжного белого кота, уселся напротив. Слушаю тебя.
Демонстрируя принадлежность к европейской цивилизованности, пришелец извлек из сумки планшет и, поводив по нему пальцем, вызвал на экран черно-белую фотографию.
Архивное фото, сообщил он, разворачивая изображение к собеседнику. Написано: «Екатеринбург, 1919 год». То, (он указал пальцем), Радола Гайда. То его бодигард.
Хозяин дома с любопытством всмотрелся в предлагаемую картинку.
Ага. Вот этот черненький?
Так.
Угу. И что дальше?
То мой дед, просто сообщил гость.
Ишь ты А ты, стало быть, внук?
Так.
И как же тебя зовут?
Володзимеж Бур-Езёраньский.
О как. А попроще?
Можно просто Володя.
А я Юра.
Очень приятно.
Угу. Стало быть у этого черненького фамилия Бур Как ты там сказал?
То не его имя. В 1945-м, когда в Чехии стал социализм, Гайда арестован. Дед велел менять имя. Моя мать полька, поэтому, когда я родился, меня записали на польское имя.
Понятно. А от меня-то ты что хочешь?
Радола Гайда был командующим Сибирской армией Колчака. У Колчака был свой личный бодигард. Его имя тут чешский гость извлек из кармана блокнот и, раскрыв его на первой закладке, с видимым трудом прочел: Тимофей Каледёнков. Ведаете то имя?
Хозяин дома не ответил. Он сидел, откинувшись на спинку стула, и смотрел на пришельца расширившимися глазами.
Глава 2. Трое из конвойной сотни
Европейский гость говорил по-русски бегло, но с забавным, как бы старославянским акцентом. Убедившись, что пришел он к нужному человеку, чешский Володя с непроизносимой польской фамилией поведал следующую историю.
Поздней осенью 1919 года, когда стало ясно, что силы Сибирской армии иссякли, а союзники в очередной раз всех предали, Александр Васильевич Колчак пригласил в штабной вагон трех бойцов из знаменитой конвойной сотни.
В эту сотню, личный конвой Верховного правителя Российской империи, набирали представителей элитных воинских подразделений прежней царской армии. Все они были потомственными воинами, способными метко стрелять на скаку, рубить саблями с двух рук, а в седле держались так, словно там и родились.
Почти все прошли войну, и боевой путь их был отмечен георгиевскими крестами*, выдаваемыми исключительно за храбрость. Причем многие имели все четыре степени этого ордена полный бант.