– Ещё бы ты не подозревал, – кивает Франк.
– И вот, оказывается, почему ты позволил нам взгромоздиться тебе на шею, – торжественно заключает Макс. – А если бы не захотели, нашёл бы способ уговорить. Знаю я тебя.
– Ну да. А как ещё? Все дела лучше бы доводить до конца, а уж такое великое дело, как этот город, и вовсе нехорошо бросать на полдороге. Ты бы, кстати, дал все-таки имя бедняге. А то Город – и все. Непорядок.
– Не умею я городам имена придумывать. И вообще никому, даже кошкам и собакам. Сколько раз приходилось – непременно получалась какая-то глупость, а бедные животные страдали потом. Имена – моё слабое место. Может быть, оно как-нибудь само скажется? Рано или поздно…
– …так или иначе, ага, – подхватывает Франк. – Как же, как же, знакомая песня. Ладно, имя пока не к спеху, но ты уж, будь добр, если оно действительно когда-нибудь «само скажется», ушами не прохлопай.
– Хлоп, – тут же говорит Макс. – Хлоп-хлоп. Вид у него при этом вовсе не насмешливый, а очень, очень серьёзный.
– Если мечты и желания гостей здесь сами собой сбываются, а воспоминания овеществляются, значит, в окрестных садах уже шастают лисы, – неожиданно объявляет Лонли-Локли. – Кто сочтёт это плохой новостью, извините. Вчера меня никто не предупредил, что здесь нужно контролировать свои желания.
– Потому что тебе в кои-то веки не нужно ничего контролировать. И не вздумай. Лисы – это прекрасно, – говорит Франк. – Только они и прежде здесь жили. Рыжие. Я же сам их и развёл. А теперь, по твоей милости, ещё и серебристые появились. Осталось дождаться любителя чернобурок, и будет у нас полный комплект. Впрочем, я и от лиловых не откажусь.
– Если на то пошло, некоторых можно подкрасить, – предлагает Триша. – В цирюльне Йурри, например. Она всех желающих красит, хоть в лиловый, хоть в зелёный. А чем лисы хуже людей?
Но её, кажется, никто не слушает. Ну и ладно, как хотите, думает она, моё дело сторона. Раз так, живите теперь как дураки, без лиловых лисиц, сами виноваты.
– Вот это да! – Меламори подтягивается на ветке и наконец-то принимает обычное положение. – Сэр Шурф, так ты, оказывается, любишь лисиц?
– Это все равно что спросить, люблю ли я людей. Любовь не то чувство, которое можно испытывать к большому числу живых существ, принадлежащих к одному виду. Было бы странно, если бы я любил всех лисиц без разбора; другое дело, что они будят во мне сентиментальные воспоминания. Когда я был мальчишкой, у меня жил лис. Мы были большие друзья.
Вроде бы о хороших, приятных вещах говорит, а хмурится. Триша озадачена, но виду, конечно, не подаёт. Зато подаёт гостю чашку. Пусть пьёт ароматный чай, все лучше, чем грустить неведомо о чем.
Он поблагодарил Тришу церемонным кивком и вдруг, ни с того ни с сего, объявил:
– С вашего позволения, теперь я погуляю один. Это и в обычном-то городе, куда приезжаешь из любопытства и ради развлечения, очень важно, я имею в виду – побродить в одиночку, без спутников, сколь бы хороша ни была компания. А если вечером или завтра поутру ты, Франк, любезно расскажешь мне, какие ещё перемены произошли в Городе, я буду тебе чрезвычайно признателен. Кроме всего прочего, это весьма любопытный способ узнать о себе нечто новое.
– Скорее, вспомнить нечто давно забытое, – сочувственно улыбается Макс. – Впрочем, один черт.
– Вот именно.
– Я тебе все любезно расскажу, не сомневайся, – обещает Франк. – Мне, собственно, и самому занятно.
– Спасибо. Рад, что могу на тебя рассчитывать.