Линда Ленгел: Но полгода это существенный срок даже для сенсационной новости.
Вальенте: Не стану спорить. Тем не менее, если не подбрасывать в костёр дрова, в скором времени он потухнет сам.
Линда Ленгел (с лёгкой иронией): Это камень в наш огород?
Вальенте: Нет, что вы. Просто крохотный камешек. Поверьте, через месяц-два тема утратит актуальность и уступит место другим, более востребованным. Хотя, вынужден признать, определённый след в массовом сознании и массовой культуре, безусловно оставит. Другими словами, круги по воде будут расходиться ещё долго. Но только круги.
Линда Ленгел: И всё же. Декларируемый факт существования генетической памяти и вероятная возможность передачи её потомкам напрямую через генетический код разве это не может считаться революцией в научном познании? Разве это не открывает новые, невиданные доселе горизонты развития человеческой цивилизации?
Такуми: В том-то и дело, что не факт! По сути мы имеем неприкрытую и весьма грубо сработанную подмену понятий. Генетическая, или лучше сказать, генная память так, как она понимается человеком далёким от науки это всего лишь химера, прибыльный бизнес для разного рода экстрасенсов и коучеров. Весьма популярный миф сродни вере в чудодейственные свойства зелёного кофе или в телепатию.
Линда Ленгел: То есть никакой генной памяти попросту не существует?
Такуми: Разумеется, существует. Наши инстинкты, наши безусловные рефлексы, цвет глаз, черты лица, темперамент, предрасположенность к тем или иным болезням вот наша истинная генная память.
Вальенте (игриво): Уважаемый коллега хочет сказать, что восхитительные ноги нашей очаровательной ведущей это тоже в какой-то степени память рода.
Такуми: Боязнь темноты, высоты, одиночества всё это мы унаследовали от тысяч и тысяч поколений наших предков. А то, что предлагают новоявленные пророки от генетики, просто физически невозможно.
Линда Ленгел: Но вы же ознакомились с материалами. Можете прокомментировать?
Кентвелл: Только в общих чертах. Как вы знаете, в свободный доступ были выложены два варианта теории так называемого Независимого института. Один, в стиле научно-популярной литературы, адресован, так сказать широкому кругу читателей, и носит абсолютно популистских характер. В другом, якобы адресованном научному сообществу, содержатся весьма расплывчатые описания неких экспериментов и их результатов. Должен признать, что теоретическая база исследования представляет определённый интерес
Линда Ленгел: Сейчас должно прозвучать неизбежное «но», не так ли?
Кентвелл: Вы совершенно правы. При тщательном, то есть собственно научном анализе работы легко обнаруживается её полная несостоятельность.
Такуми: И это ещё мягко сказано! Простите, коллега, что перебиваю. Нам предлагают принять за революционный прорыв в генетике некое чудовищное нагромождение постулатов! Лично у меня сложилось впечатление, что некто свалил в одну кучу всё, до чего смог дотянуться скудным своим умишком. Тут и репрессии и экспрессии генов, и роль мРНК и белков в транскрипции «мусорной ДНК», и какие-то абсолютно несусветные аксиомы эпигенетики. Аксиомы! Идею выделения и сохранения энграмм с их последующей архивацией и передачей потомству кроме, как бредовой я никак охарактеризовать не могу.
Линда Ленгел: Другими словами, это абракадабра?
Кентвелл (уклончиво): Не совсем так. Я имел в виду несколько иное. Прежде всего, однозначно слабым местом работы является полное отсутствие детально прописанного механизма кодировки и архивации не столько даже наследуемых морфологических признаков организма, сколько именно знаний, умений и навыков, приобретаемых человеком в течение жизни. Одним из важнейших критериев истины, как известно, является практика. То есть возможность неоднократного повторения эксперимента с неизменно идентичными результатами. Вот этой-то возможности нас как раз и лишают.
Линда Ленгел (с ноткой сожаления в голосе): Что ж, похоже, нам остаётся только мечтать о чём-то подобном. И всё же, давайте лишь на минуту допустим существование и практическое применение такой технологии. Будет ли она востребована? Как повлияет на нашу жизнь? Мы станем умнее? Перешагнём, наконец, рубеж, неизбежно отделяющий поколения друг от друга?
Вальенте: А ведь вы задали далеко не праздный вопрос, Линда. Начнём с того, что человек существо довольно эгоистичное. Нет, я не собираюсь здесь и сейчас отрицать непреходящее значение коллективизма и альтруизма в эволюции общества. Но подумайте, только подумайте, насколько изменился бы процесс социализации, получи мы доступ к памяти родителей.