Линда Ленгел (с ноткой сожаления в голосе): Что ж, похоже, нам остаётся только мечтать о чём-то подобном. И всё же, давайте лишь на минуту допустим существование и практическое применение такой технологии. Будет ли она востребована? Как повлияет на нашу жизнь? Мы станем умнее? Перешагнём, наконец, рубеж, неизбежно отделяющий поколения друг от друга?
Вальенте: А ведь вы задали далеко не праздный вопрос, Линда. Начнём с того, что человек существо довольно эгоистичное. Нет, я не собираюсь здесь и сейчас отрицать непреходящее значение коллективизма и альтруизма в эволюции общества. Но подумайте, только подумайте, насколько изменился бы процесс социализации, получи мы доступ к памяти родителей.
Такуми (запальчиво): Наследственность! Вы забываете про наследственность, коллега.
Вальенте: Отнюдь. Как и о многих других факторах, перечислять которые сейчас не вижу смысла. Вопрос в другом. Удастся ли убедить людей думать не только о жизненно важных и насущных проблемах в их настоящем, но и о будущем, в котором внимание! их, этих самых людей, уже нет! Про лошадь и водопой нужно? Не нужно? Хорошо. Пообещайте человеку идеальное здоровье, долголетие или даже бессмертие, и он, если и не поверит сразу, то призадумается. Пообещайте, что правнуки будут с рождения обладать интеллектом взрослого человека и он вполне резонно поинтересуется, какая от всего этого польза лично ему? Как это ни прискорбно, но альтруизм хомо сапиенс не распространяется на поколения вперёд. В противном случае нам не пришлось бы исправлять ошибки предков, а нашим потомках искупать уже наши грехи. И всё же
Линда Ленгел (заинтересованно): И всё же?
Вальенте: Исключительно на правах фантастического допущения я могу предположить, как минимум одну предпосылку, я подчёркиваю, предпосылку признания обществом самой идеи передачи генной памяти.
Линда Ленгел (нетерпеливо): Так не томите нас!
Вальенте (задумчиво): Скажем, это могут быть конкурентные преимущества. При всех надвигающихся семимильными шагами автоматизациях, компьютеризациях и прочих достижениях научно-технического прогресса такая незыблемая вещь, как конкуренция, в человеческом обществе не исчезнет никогда. Приобретёт другие векторы и формы, но не исчезнет. Соперничество это то, благодаря чему мы выжили как вид. И не важно, соперничество ли это с силами природы за право жить, или с другом за поцелуй девушки, суть от этого не меняется. Кстати, это затрагивает гигантский пласт этических проблем!
Линда Ленгел (осторожно): Поправьте меня, если ошибусь, но в ваших словах слышится готовность признать за открытием права на существование, не так ли?
Вальенте (пожимая плечами): Неолитическую, индустриальную, несколько научно-технических революций человечество успешно пережило, существенно при этом изменившись. Почему бы не случиться революции генетической? В конце концов, в Средние века люди понятия не имели о существовании, скажем, радиации, однако это не означает, что её в то время не существовало.
Линда Ленгел: Доктор Такуми?
Такуми: Хочу напомнить, что никто до сих пор понятия не имеет, что представляет из себя этот так называемый Независимый институт? Где располагается и кем финансируется? Простите мою приземлённость, но независимость это абсурд. Современная наука, а тем более наука фундаментальная требует огромных капиталовложений.
Кентвелл: От себя добавлю, что ни мне, ни моим многочисленным коллегам не известно ни одной научной публикации, чьё авторство могло бы принадлежать учё хм, работникам Независимого института.
Такуми: Вы правы. Совершенно незнакомые научному миру имена. Кстати, об именах. Смит, Шмидт, Кузнецов, Ковалевский, Напах и Форжерон? Это шутка или откровенная насмешка?
Линда Ленгел: Действительно, странно. Если не ошибаюсь, все они
3.
Удар вышел на славу. Даром что ли Габ каждый день добросовестно делал зарядку. Эрик отлетел метра на два, да ещё и проехался на спине по полу, почти уткнувшись головой в ноги бретонца.
Габ живо, не дожидаясь пока похитители придут в себя, вскочил на ноги и принялся крутить головой, соображая, где здесь может быть выход. Тот обнаружился сам собой и в совершенно неожиданном месте.
Быстро сориентировавшийся бретонец одной рукой уже помогал напарнику подняться, а другую весьма недвусмысленно выбросил в сторону Габа, когда низкий, утробный гул накрыл их лавиной, вдавливая глаза и ушные перепонки внутрь черепа, а одна из стен вздрогнула, покрылась мелкой сеткой причудливых трещин и в одно мгновение растворилась в воздухе, втянутая раскрывшейся вакуумной воронкой. И начался хаос.