Не дури, разберёмся, проворчал сержант, беря его за локоть.
Через десять минут Матвей, сидя в палатке, отведённой под допросную, мрачно курил, не сводя с сидевшего перед ним мужика тяжёлого, немигающего взгляда. Мужик, делая вид, что не замечает такого вопиющего нарушения порядка допроса, молча листал лежащее перед ним досье. Наконец, отодвинув его в сторону, он поднял взгляд и, покачав головой, глухо спросил:
Ну и за что ты его так?
За друга, коротко ответил Матвей.
Гибель Роя словно выжгла из его души все чувства. Стоя над его телом на коленях в десантном отсеке, он неожиданно понял, что остался совсем один. Совсем. Один. Это было так страшно и больно, что Матвей едва не закричал во весь голос. Рой был единственным существом, которое связывало его с той, прошлой жизнью, где его любили и где он любил.
Гибель твоей собаки потеря для службы, безусловно, большая. Но ты не имел права казнить бойца сам. Даже за друга, осторожно подбирая слова, произнёс мужик.
Имел. Просто вы ничего не знаете, всё тем же ровным, безжизненным голосом ответил Матвей.
Ошибаешься. Мы многое знаем, чуть усмехнувшись, ответил тот и, раскрыв лежавшее на столе досье, принялся читать: «Матвей Беркутов. Тридцать пять лет, образование высшее юридическое, до войны был частным предпринимателем, имел жену и пятилетнюю дочь. Обе погибли во время первого налёта ксеносов на город. В СКС состоит уже три года, можно сказать, с первых дней войны. Собака ротвейлер по кличке Рой, восьми лет, отлично натаскан, на личном счету больше семидесяти обнаруженных особей ксеносов».
Семьдесят четыре, тихо уточнил Матвей. За что он его? Ведь Рой мог запросто до сотни добрать.
Знаю. И именно это я и должен выяснить, вздохнул мужик. Откровенно говоря, я бы этого поганца сам пристрелил. Но это так, между нами. А если быть совсем откровенным, то у меня складывается впечатление, что целился он не в собаку, а в тебя.
Хреново целился, раз не попал, вздохнул Матвей.
Судя по схеме, он хотел спровоцировать вас.
На что? соизволил проявить вялый интерес Матвей.
Знаете, Матвей, у меня такое впечатление создалось, что вам абсолютно всё равно, что с вами будет, неожиданно вспылил мужик.
Теперь да.
Даже если вас приговорят к расстрелу за убийство бойца? По закону военного времени?
Даже. Терять мне больше нечего, усмехнулся Матвей, и от этой усмешки сидевший перед ним мужик заметно вздрогнул.
Неожиданно клапан палатки резким движением отбросили в сторону, и к столу подошли трое высоких, крепких мужчин с одинаково хмурыми физиономиями. Молча предъявив сидевшему за столом мужику какое-то удостоверение, они выхватили у него из рук досье и, едва не в шею вытолкав его за порог, изучающе уставились на Матвея.
Мрачно оглядев вошедших, Матвей снова закурил и, помолчав, спросил:
А разведке-то чего от меня надо?
А почему вы решили, что мы из разведки? быстро спросил мужик, предъявивший удостоверение.
Я, может, и псих, но не дурак. Просто так прокурорского из допросной выбросить в военное время только вы можете.
Логично, усмехнулся мужчина и, присев на освободившийся раскладной стул, со вздохом сказал: Ладно, Матвей Иванович, давайте начнём сначала. Меня зовут Андрей Сергеевич, полковник разведки генштаба. Мы случайно узнали о сегодняшнем инциденте и решили, что такой случай упускать грешно. Мы быстренько ознакомились с вашими документами и поняли, что вы нам подходите.
А мне?
Что вам? не понял полковник.
Мне вы подходите?
В каком смысле? снова не понял разведчик.
Знаете, мне совершенно всё равно, что со мной будет дальше. Так что не думаю, что вам стоит продолжать, вздохнул Матвей, закуривая следующую сигарету.
Предоставьте это нам решать, Матвей Иванович, усмехнулся полковник.
Решайте, пожал плечами Матвей.
Как долго вы дрессировали своего пса? неожиданно спросил полковник.
Первые три года каждый божий день. А потом боролся с ним за главенство в стае. Бывает у собаки такой период, когда она физически в полной силе, а ума ещё не хватает, вот тогда и начинаются игры, кто сильнее и наглее, грустно улыбнулся Матвей, вспоминая старые добрые времена.
Неожиданно его словно прорвало. Сжав челюсти так, что захрустели зубы, он замер, словно каменный идол, а из глаз медленно покатились слёзы. Заметив его реакцию, гэрэушники понимающе переглянулись. Сидевший за столом полковник вздохнул и, потерев подбородок, тихо прошептал: