Не высохло ли море,не уплыл ли сухим листиком Крым, не выцвело ли голубое небо? Неушел ли со своего добровольного поста на железнодорожнойстанции ваш измученный, взволнованный возлюбленный? В каменноммосковском аду ждет меня Александра Эрнестовна. Нет, нет, всетак, все правильно! Там, в Крыму, невидимый, но беспокойный, вбелом кителе, взад-вперед по пыльному перрону ходит ИванНиколаевич, выкапывает часы из кармашка, вытирает бритую шею;взад-вперед вдоль ажурного, пачкающего белой пыльцойкарликового заборчика, волнующийся, недоумевающий; сквозь негопроходят, не замечая, красивые мордатые девушки в брюках,хипповые пареньки с закатанными рукавами, оплетенные наглымтранзисторным ба-ба-ду-баканьем; бабки в белых платочках, сведрами слив; южные дамы с пластмассовыми аканфами клипсов;старички в негнущихся синтетических шляпах; насквозь, напролом,через Ивана Николаевича, но он ничего не знает, ничего незамечает, он ждет, время сбилось с пути, завязло на полдороге,где-то под Курском, споткнулось над соловьиными речками,заблудилось, слепое, на подсолнуховых равнинах.
Иван Николаевич, погодите! Я ей скажу, я передам, не уходите,она приедет, приедет, честное слово, она уже решилась, онасогласна, вы там стойте пока, ничего, она сейчас, все жесобрано, уложено - только взять; и билет есть, я знаю, клянусь,я видела - в бархатном альбоме, засунут там за фотокарточку; онпообтрепался, правда, но это ничего, я думаю, ее пустят. Там,конечно... не пройти, что-то такое мешает, я не помню; ну ужона как-нибудь; она что-нибудь придумает - билет есть, правда?- это ведь важно: билет; и, знаете, главное, она решилась, этоточно, точно, я вам говорю! Александре Эрнестовне - пятьзвонков, третья кнопка сверху. На площадке - ветерок:приоткрыты створки пыльного лестничного витража, украшенноголегкомысленными лотосами - цветами забвения. - Кого?..Померла.
То есть как это... минуточку... почему?.. Но я же только что...Да я только туда и назад! Вы что?.. Белый горячий воздухбросается на выходящих из склепа подъезда, норовя попасть поглазам. Погоди ты... Мусор, наверно, еще не увозили? За углом,на асфальтовом пятачке, в мусорных баках кончаются спирализемного существования. А вы думали - где? За облаками, что ли?Вон они, эти спирали - торчат пружинами из гнилого разверстогодивана. Сюда все и свалили. Овальный портрет милой Шуры -стекло разбили, глаза выколоты. Старушечье барахло - чулкикакие-то.... Шляпа с четырьмя временами года. Вам не нужныоблупленные черешни? Нет?.. Почему? Кувшин с отбитым носом. Абархатный альбом, конечно, украли. Им хорошо сапоги чистить..Дураки вы все, я не плачу - с чего бы? Мусор распарился насолнце, растекся черной банановой слизью. Пачка писем втоптанав жижу. "Милая Шура, ну когда же...", "Милая Шура, толькоскажи..." А одно письмо, подсохшее, желтой разлинованнойбабочкой вертится под пыльным тополем, не зная, где присесть.Что мне со всем этим делать? Повернуться и уйти. Жарко. Ветергонит пыль. И Александра Эрнестовна, милая Шура, реальная, какмираж, увенчанная деревянными фруктами и картонными цветами,плывет, улыбаясь, по дрожащему переулку за угол, на юг, нанемыслимо далекий сияющий юг, на затерянный перрон, плывет,тает и растворяется в горячем полдне.
