Бу! говорю, открывая дверь машины. Но он не реагирует, даже не повернулся. Пап! трясу его за ворот рубашки. Но он не поворачивается. Мои пальцы мокрые, растерянно смотрю на алые пальцы.
Па разворачиваю его лицо, и ору в немом крике открыв рот, жадно хватая воздух. Его глаза неестественно белые, в них застыл страх. Папа никогда ничего не боялся. На мощной шее красная полоса, из которой бежит кровь.
Нет, отступаю на шаг, ноги подкашиваются, и я падаю в грязь. Я понимаю, что отец мертв. Я столько ужастиков посмотрела. Но в жизни это намного страшнее.
Дикий животный вопль рвется из груди, распугивает ворон, они с карканьем срываются с голых веток тополя»
Вскочила на кровати, продолжая кричать. Опять вернулись эти кошмары. Не знаю, с чем это связано, с тем, что я вернулась в этот дом, или из-за годовщины со дня смерти отца. Схватилась за горло. Так больно, словно это моя шея перерезана.
Надев белые носочки, иду на кухню. Достаю из холодильника бутылку минералки. После крика горло сушит. Делаю глоток, холодная жидкость остужает. И я прихожу в себя.
Слышу, как чьи-то каблуки стучат по ступеням, оборачиваюсь и вижу Василину, старшую дочку Эльвиры.
На ней тонкий кружевной пеньюар, белокурые волосы взлохмачены. Она стала полным клоном своей мамочки. Точно так же накачала и грудь, и губы. На папины деньги.
Мне завидно. Мои верхние девяносто никогда не были выдающимися.
А, сиротка. Мама говорила о тебе. Приползла к нам, сердобольным. Гнать бы тебя поганой метлой.
Попробуй, усмехаясь, обхожу её стороной. Мне в спину летят слова, от которых холодеют ладошки и грудную клетку неприятно сдавливает.
Ты же помнишь Матвея? Того самого, по которому ты сохла. Помнишь-помнишь. Ты всю тетрадку изрисовала. «Марина + Матвей = любовь навсегда». Так вот, мы так сейчас зажгли с ним! Он такой страстный любовник! Завидно? На тебя-то он не посмотрит, помнит, какой жирной была в детстве, Василина начинает хрюкать. Именно так они доводили меня в детстве. Нельзя показывать, как меня это задело. Если они поймут, что мне больно, будут бить туда при любом удобном случае. Я рассмеялась, хотя мне и сложно было это сделать. Поворачиваюсь, стараюсь выглядеть непринуждённой.
Я тебя умоляю, Васька, зелёные глаза зло блеснули. Я знаю, ей не нравится, когда ее так называют. Это было много лет назад. Теперь у меня все в порядке, провела по плоскому животу.
А сиськи у тебя так и не выросли, пытается нащупать другие раны.
Зато мои настоящие. И мой парень доволен, не знаю, какой черт дёрнул меня соврать про парня?
Повернулась и натолкнулась на горячую мужскую грудь. Подняла голову, встретилась взглядом с самыми яркими голубыми топазами.
Привет, Мариш. Как ты выросла, самым сногсшибательным бархатным голосом, проговорил Матвей. Блуждая взглядом по моему почти голому телу.
Матвей самый красивый мужчина, что я видела в своей жизни. Я, как и раньше, теряю дар речи в его присутствии.
Он наклонился, пшеничного цвета волосы падают на чёрную бровь, густые ресницы обрамляют голубые как небо глаза. Взгляд добрый, ласковый. Он смотрит на меня и тепло разливается по телу.
Пальцы жжёт его горячая кожа. Боже! Он же голый, вышел в одних боксерах! И зачем я посмотрела туда!
Отскочила, как ошпаренная. Чувствую, как краснею и бледнею. Я ведь видела парней в боксерах, когда мы с подругой Верой ходили купаться на речку, но не испытывала смущения. Я все ещё его люблю, а думала, эта подростковая увлеченность прошла.
После смерти отца я начала заедать боль, ту дыру, что образовалась в груди, потолстела, и сестры стали издеваться надо мной
«Достаю кусочек торта, что приготовили на день рождения Василины. Отломала кусочек маленькой ложкой и отправила в рот. Слышу, как с улицы раздается веселый смех подруг и друзей Васьки. Перед глазами всё плывет, слезы вот-вот прольются. Как они могут веселиться?
Всхлипываю и жую, заедаю боль, становиться немного лучше. Прошло всего восемь месяцев со смерти отца. Но они: мачеха, сестры, ни дня не горевали о нем. Они рады, что папы больше нет.
Издеваются, что огромная фирма, счета, дом все досталось им по завещанию. А за мной лишь право проживать и деньги.
Я не алчная, проживу, просто становится обидно, создаётся ощущение, что я не нужна отцу. Но это не так, далеко не так! Я знаю, он любил меня!
Мачеха, когда пришла в наш дом, была такая добрая, заботливая. Первое время мы жили дружно, и с её дочерьми подружились. Но долго притворяться она не смогла, и скоро наш дом превратился в поле боя. А отец не замечал, был счастлив, что, наконец, обрёл семью, а я не хотела его разочаровывать. Терпела.