Блин, говорит вдруг акустик. Простите, товарищ капитан. Будто дышит кто.
Что еще? старпом отбирает наушники, вслушивается в море. Сперва ничего не разбирает, кроме гула и отдаленного звука винтов это собственный шум «К3». Потом слышит далекий смех. Потом глубокий мужской голос на фоне гула океана.
Весенние ветры умчались куда-то,
Но ты не спеши, подожди-и,
Ты только одна-а, одна виновата,
Что так неспокойно в груди-и.
Блин, говорит старпом. Потом командует: Отставить песню! Дайте мне радио.
Не надо.
Старпом оборачивается и видит Меркулова, который уже покурил, поел, выспался и успел побриться. Подбородок каперанга сияет чистотой. Старпом мимоходом завидует свежести командира, потом смотрит вопросительно.
Хорошая песня, поясняет Меркулов. Хорошо поет. Акустик, активный режим.
Есть активный. Акустик включает гидролокатор. Слышен тонкий импульс сигнала. Меркулов открывает люк в переборке, то же самое делают в остальных отсеках. Теперь голос слышен без всяких наушников.
Ты только одна-а, одна виновата,
Что так неспокойно в груди-и.
На краю суповой тарелки лежит, вмороженная в лед, огромная атлантическая селедка, густо посыпанная крупной белой солью.
Блин, говорит старпом. Похоже, словечко привязалось.
Характерная форма рубки и леерных ограждений. До боли знакомые обводы легкого корпуса. Такие очень очень американские.
«Наутилус», говорит Меркулов, сам себе не веря. Чтоб меня, это же «Наутилус»!
Прибегает мичман-дозиметрист и докладывает:
Фонит, тарищ командир. Почти как в активной зоне. Может, у них реактор вразнос пошел? Они, наверное, всплыли по-быстрому, их как пробку выбросило и на лед!
Глаза у мичмана покрасневшие и гноятся. От радиации у половины экипажа конъюнктивит и экзема. Несколько человек на грани слепоты. Грязная лодка, очень грязная, думает каперанг. Хотя у американцев дела не лучше. У них дела, если честно, совсем плохи.
Как лодка называется? Опознали?
Нет, товарищ командир. Там только бортовой номер: пять-семь-один.
Номер «Наутилуса». Значит, я не ошибся, думает каперанг. Но что, черт возьми, тогда с ними случилось?
Сменить одежду, приказывает Меркулов. В лодку не заходить, вам сюда принесут ничего, не замерзнете. Потом отогреетесь. Личные дозиметры на проверку. Молодцы, ребята. И получить двойную порцию водки. Все, бегом.
Есть!
Появляется Васильев. С минуту смотрит на тушу американской лодки, потом протирает глаза. У него зрение тоже садится или адмирал очень удивлен.
Или все разом.
Блин, говорит Дикий Адмирал. В этом Меркулов с ним солидарен. Нашли кого-нибудь?
Еще нет. Пока не искали. Старпом!
Осташко о чем-то беседует с комиссаром лодки. В этот раз «К3» поставили вплотную к кромке льда и опустили носовые рули глубины как трапы. Несколько матросов выглядят на белом фоне, словно вороны на снегу.
Старпом! повышает голос Меркулов. Осташко оборачивается. Паша, возьми людей, возьми автоматы из оружейки. Осмотритесь здесь вокруг. К «Наутилусу» не лезть. Давай, может, кого найдете. Только дозу не забудь измерить. Ну, с богом.
Понял, отвечает старпом.
Меркулов поворачивается к Васильеву.
На твоем месте, говорит адмирал тихо, я бы приказал стрелять в любого, кого они обнаружат.
Каперанг надменно вскидывает подбородок. Взгляд его становится тяжелым, свинцовым. Слова чеканятся, как зубилом по металлу.
Вы что-то знаете?
Адмирал поводит головой, словно воротник кителя натер ему шею.
Дело твое, говорит Васильев наконец. В его глазах непрерывный треск сотен счетчиков Гейгера. Твое, каперанг. Только не пожалей потом, ладно?
Меркулов молчит.
Ты только одна-а, одна виновата
Ктулху, говорит американец. Он уже должен был загнуться от лучевой болезни, но почему-то не загибается. Только глаза жутко слезятся; огромные язвы лицо Рокуэлла выглядит пятнистым, как у леопарда. Еще у него выпадают волосы но при той дозе, что схватил американец, это вообще мелочи.
Простите? говорит Меркулов. Он плохо знает английский, но в составе экипажа есть Константин Забирка, который английский знает хорошо. Так что, в общем-то, все друг друга понимают. Кроме моментов, когда американец заводит разговор о Ктулху.