Два чуда для елки
Отец сидел в потертом кресле, подперши подушкой поясницу, и сурово, из-под бровей смотрел на меня.
Мы в детстве знаешь в чем на елку ходили? Мы ходили в костюмах зайцев и волков всяких. Полный утренник зверья и Дед Мороз со Снегурочкой идеально. А сейчас что? Все супергерои, хоть мир спасай. Ни одного порядочного персонажа, а мир по-прежнему в жопе. Толку от этих Бэтменов?
Папа, ну звери тоже не слишком-то человеческие, улыбалась я.
Ну так они хоть существуют. А супергерои эти курам на смех. Комбинезон, плащ и трусы. Вот мои документы. Он бросил взгляд на жену, мою маму, которая старательно подшивала новогодний костюм для внучки.
Подготовка к Новому году шла полным ходом.
Пап, прервал разговор семилетний Виталик, мой младший брат.
Говори, сынок.
Я не хочу быть супергероем.
Вот же мёд на мое сердце, иди обниму.
Я хочу быть расческой.
Чего? Какой расческой. Что за расческой?!
Обычной. Массажной.
В глубине комнаты протяжно вздохнула мама, которой придется шить костюм расчески для любимого сына, потому что в нашей семье все носят то, что хотят
Виталик невозмутимо смотрел на отца, отец, не мигая, смотрел на внучку, мою дочь, играющую у него в ногах, а я выжидала время, чтобы задать гвоздь-вопрос этого вечера: «Почему именно расческой?!»
Через мгновение я отказалась от этой мысли, потому что отец сам нашел исчерпывающий ответ:
А знаешь, ты прав. Расческа это вещь! Отец поднял указательный палец вверх. И пока эти бесполезные супергерои пляшут за конфетки, она людей людьми из обезьян делает.
Это ж труд делает? не удержалась я.
Труд уже свое сделал, теперь дело за расческой.
В углу снова застонала мама.
Мы с дочкой, четырехлетней Людой, приехали к родителям на новогодние каникулы. Моя мечта сбылась целая неделя в теплом, уютном загородном доме. Родительском доме, где ранние подъемы всегда не по будильнику, а по желанию, потому что за окном мороз и поздний красочный рассвет. Его хочется фотографировать, снимать на видео и выставлять в социальные сети. В сетях, конечно же, никто не оценит всей его прелести, зато у меня останется подтверждение существования этого момента и меня в нем. И как люди жили раньше без возможности делиться своим миром с окружающими? С окружающим миром, бесконечно сравнивая его разновидности.
Утро в этом доме пахнет вечной глазуньей и тостами. Глазунью ест папа, вот сколько его знаю, столько и ест. А тосты ест Виталик, он макает их в молоко и кусает, вытянув шею так, чтобы молоко не капнуло на брюки или скатерть. С сегодняшнего дня в доме запахло еще и богомерзкими шпикачками, которые едим на завтрак мы с Людой.
Лена, не понимаю, как ты можешь это есть, еще и ребенка кормить, каждое утро будет вздыхать мама.
А я буду пожимать плечами и, подражая ее интонации, сокрушаться над зависимостью от глутаматов и отсутствием мозгов в «красивой голове».
Голова у меня красивая и умная. И одинокая. В день рождения Люды муж спустился на этаж ниже и отметил праздник с новой соседкой, которая купила квартиру на первом этаже перед самым Новым годом. Своего рода чудо, вообще. Эта квартира долго не продавалась. А та девушка буквально мимо проходила. Мы познакомились с ней в новогоднюю ночь, во дворе. Она пила розовое вино прямо из горлышка и держала в руках палку-салют. Говорила, что отмечает в одиночестве, но выглядела она такой счастливой, что я тоже захотела праздника в одиночестве. Ну и пожалуйста, следующий Новый год отмечала одна, ну как одна, с полугодовалой Людой на руках. Я держала ее на коленях и старательно зажимала ей уши, чтобы ребенок не испугался грохочущих фейерверков.
Ну а последующие праздники мы с Людой уже отмечали у моих родителей.
Потому что: раз я продала квартиру в том доме и вернулась в родной город, где жили мои родители, два ребенок подрастал, и в частном доме ему можно было дать больше свободы воздуха, прогулок, сугробов и бабушко-дедушкиной любви.
В этом году Люда впервые собиралась на утренник. Она изъявила желание быть елочной игрушкой, и бабушка с радостью принялась за заказ. Ее швейный стол всегда стоял в гостиной, потому что мама с папой редко закрывались друг от друга в разных комнатах. Она шила, а он читал, изредка они поглядывали друг на друга и улыбались. Тридцать лет вот так глядели молча друг на друга из разных углов и улыбались.