Я заметил в комнате человека со шприцем. Тот приблизился, боевики повалили меня на пол. Закрыв глаза, я приготовился уснуть. Через несколько секунд наркотик, который ввели мне в вену, начал свое действие. Я не ощущал тела, оно теперь было невесомо, перед глазами стояла пелена тумана.
Я увидел расплывчатое лицо бородача, который допрашивал меня.
– Ты меня слышишь? – спросил он.
– Да, – отозвался я.
– Как ты себя чувствуешь? – его лицо превратилось в сплошную улыбку.
– Великолепно.
Дальше он заговорил на афганском:
– Как твое имя?
– Виктор.
– Что ты здесь делаешь?
– Выполняю задание, – наркотик развязал мне язык.
– Чье задание?
– Командира.
– КГБ?
– Нет, «Витязя».
– Какое задание?
– Я должен убить…
Я проваливался в кромешную тьму, откуда, казалось, не было возвращения.
– Кого ты должен убить? – настойчиво спрашивал моджахед.
Но у меня уже не было сил даже на то, чтобы раскрыть рот.
– Уведите этого неверного подальше с моих глаз, – приказал боевикам хозяин.
Они потащили меня по полу к выходу.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
(начало апреля 1992 г.)
И снова потекли бесконечные дни томительного заключения. После допроса меня бросили в сырой погреб, и там я в полном одиночестве пытался обдумать свое положение. Как и прежде, несколько раз ко мне наведывался охранник – приносил лепешки и воду. От этого рациона меня начинало мутить, я проглатывал пресные лепешки и поскорее запивал их водой, чтобы они не застревали в горле. Это несколько поддерживало мои силы, однако не восполняло их. Меня больше не били, и это было единственное обстоятельство, которое как-то обнадеживало в данной ситуации.
Я вспоминал, анализировал каждый шаг, проделанный от Москвы до Кундуза. О том, куда я отправляюсь и зачем, знали очень немногие. Кто же мог предать меня, выдать в руки противника?
Сам Латиф дал мне понять, что ему известно о той миссии, которую я здесь выполняю. У меня не было причин не верить ему. Всякий раз мысль о провале приводила меня в ужас. Я мог только догадываться, что собирались сделать со мной Латиф и его люди. Конечно, ничего хорошего знакомство с ними при таких обстоятельствах мне не сулило.
Размышления о причинах провала ни к чему меня не привели, и я загорелся новой идеей. Я стал помышлять о побеге. Теперь эта мысль неотступно следовала за мной, что бы я ни делал. Только на свободе я мог разобраться во всем и отомстить тем, кто меня предал, и тем, кто держал меня здесь в таких скотских условиях.
Но что я мог сделать, обессиленный, безоружный, со всех сторон окруженный пустынными горами и моджахедами? Единственным способом выйти из погреба было встретиться с Латифом или, вернее, напроситься на эту встречу. Несколько раз я просил охранников отвести меня к хозяину, но те не обращали на мои слова никакого внимания. Наконец я понял, чем заключается ошибка, и решил поскорее исправить ее.
Однажды утром, когда охранник принес мне еду, я в очередной раз попросил о встрече с Латифом. Но моджахед, как обычно, проигнорировал мою просьбу. Тогда я принялся кричать изо всех сил, ругать охранника последними словами. В конце концов тот разозлился, принес длинный штырь, который доставал до дна погреба и, вооружившись им, начал охоту за мной. Я ловко уворачивался от ударов, бегая по камере. Это приводило охранника в ярость. Мне же только того и требовалось. Я должен был разозлить его так, чтобы он потерял над собой контроль. Скоро он начал рычать, как бешеная собака. Это был сигнал к решительным действиям с моей стороны. Я подбежал к штырю, попытался его ухватить, но с первой попытки ничего не вышло. Тогда я повторил попытку. На этот раз мне удалось крепко схватиться за штырь. Я стал отбирать его у моджахеда.