Белла Бертран, казалось, утратила всякий интерес к нам. Она повернулась к холсту на мольберте и слегка коснулась кистью орхидеи. Я остановился за спиной у девушки и несколько секунд не сводил глаз с картины.
— Не люблю мешать чужой работе, — сказал я. — Но вы не возражаете, если мы немного поговорим об убийстве?
— Не возражаю. — Она провела кистью по своей рубашке, оставив зеленый след. — Это другая дверь, лейтенант, я же сказала.
— То есть другая квартира — 4А? — догадался я.
— Правильно. — Она задумалась и потерла малиновый мазок на кончике носа. — Что вы видите на этом холсте?
— Орхидею.
— И все? — Мисс Бертран разочарованно вздохнула.
— Разве недостаточно?
— Нет! Она должна выражать самую сущность орхидеи! — страстно произнесла девушка. — Я не могу перейти к следующему этапу, пока не научусь отражать подлинную суть предмета. Это жестоко по существу, но так оно и есть. Вы все еще ничего не понимаете, не так ли?
— Не понимаю, — признался я. — Но если вы позволите, я через пару дней вернусь сюда и часов восемь подряд буду внимательно изучать ваш рисунок. — Я набрал в грудь побольше воздуха и, не давая ей прервать меня, продолжал:
— Между прочим, кто же был убит в той квартире? Каким образом вы обнаружили тело? И еще одно: когда вы ответите на эти два вопроса, у меня их останется всего сотен пять, так что пока не пытайтесь перевести разговор на другую тему.
— Ну, разумеется, я знаю, кто убит. — Она оставила на холсте мазок цвета печени алкоголика. — Это Гил. — Она широко махнула белилами. — Там его мастерская.
— Гил? — сдержанно переспросил я.
— Гилберт Хардейкр, портретист. Мастерская напротив моей. Я пошла взглянуть, не варит ли он кофе. А он… он был там. — Ее кисть дрогнула. — Довольно неприятно, скажу я вам!
— И когда же это случилось?
— А вы запомнили, в котором часу я звонила в полицию?
— В одиннадцать сорок, — гордо заявил Полник, — я записал, лейтенант.
— Значит, я увидела его минут за пять до этого.
— Когда вы вошли в квартиру напротив, он был уже мертв? — задал я совсем простой вопрос.
— Дверь была не заперта, — также просто ответила девушка. — Гил никогда не запирался. Я тоже. Так можно познакомиться со многими интересными людьми, которых иначе и не заметишь.
— Гилберт Хардейкр тоже так считал? — мягко полюбопытствовал я.
— Левой — и в точку! — как сказал один французский скульптор, когда впервые увидел меня. Лейтенант, а почему бы вам самому не посмотреть на Гила? Вы мешаете мне сосредоточиться.
Предложение прозвучало вполне разумно.
— Почему бы и нет, — согласился я. — Но вы пока не уходите отсюда, мы еще вернемся.
— Этого я и боялась.
Я подхватил Полника под руку и выволок из мастерской Беллы. Дверь в квартиру напротив действительно оказалась незапертой. Стоило ее слегка толкнуть — и она широко распахнулась.
— Не хотите ли войти первым, сержант? — вежливо предложил я. — На случай, если убийца еще там?
— Первый раз в жизни встречаю настоящего живого художника, — уклонился от ответа Полник. — Это гораздо приятнее, чем я предполагал. Какая свобода! Ночная рубашка — и ничего под ней!
— Ты, значит, посмотрел? — съязвил я.
— Хотелось бы, — продолжал Полник с той грубоватой простотой, котора составляла по крайней мере половину его очарования, — но она не дала мне подобной возможности. Я все надеялся, что она что-нибудь уронит и нагнется, но, увы!..
Я слегка шлепнул его по спине между лопаток и следом за ним вошел в квартиру. Дверь я за собой прикрыл. Мастерская Хардейкра была спланирована точно так же, как мастерская Беллы Бертран, но на этом всякое сходство кончалось. Пол комнаты покрывал дорогой ковер, простота драпировок напоминала японский стиль.