Степан отошёл от заколоченных ставен и аккуратно прикрыл дыру, служащую наблюдательным пунктом. Самодельная заслонка плотно встала на место теперь никто с улицы не заметил бы, что в доме горит свет.
Четвёртый день Степан и Антонина занимались подготовкой к отъезду: навешивали и укрепляли тяжёлые ставни с замками, приколачивали доски на дверь чёрного входа и убирали добро на чердак. Особых ценностей не было, но и имеющееся было важно. Не хотелось, чтобы вещи оказались в руках воришек. Все вместе эти усилия оберегали семейное гнездо и не давали лишний раз пострадать кошельку.
Надоедливый вой начинал нервировать. Бродячих собак в посёлке никогда не было это значило, что пёс откуда-то прибился или убежал из соседнего поселения.
Надоел, окаянный! Может, выбросил кто? Антонина рылась в шкафчике, выбирая посудину похуже. Долго воет уже.
Воет и воет. Чего ж теперь делать?
Как раз когда нам уезжать, она сюда притащилась. Замёрзнет. Кормить же некому. Хочу вынести что-нибудь. Суп остался, хлебушка туда покрошу и уже хорошо.
Тоня, зачем его приваживать? Мы уедем, она здесь сидеть и ждать будет. Пусть уж сразу идёт, куда шла. С собой взять не можем, ты же знаешь.
Поест и пойдёт дальше, Антонина покрутила в руках жестяную миску, примеряясь, не жалко ли отдавать. В неё летом собирала смородину лёгкая, держать удобно, а если уронишь, не разобьётся. Многочисленные царапины на металле и несмываемые следы копоти говорили о долгой жизни миски по привычке всё, что было жаль выбрасывать в городе, свозили на дачу. Что-то из вещей обретало вторую жизнь, но многое оказывалось ненужным и продолжало накапливаться уже на новом месте.
Не придумывай, не надо тебе никуда ходить!
Тогда ты неси! авторитетно подытожила Антонина и погладила мужа по макушке. Стёпушка, чего ты завредничал? Сам, что ли, не знаешь, что после супчика веселее живётся?
Ладно, сделай, отнесу, ворчливо отозвался Степан, поняв, что спорить бесполезно.
В прихожей долго искал старые галоши, убранные вглубь полки до весны. Натянул ватник и, приняв миску с похлёбкой из рук жены, открыл дверь.
Снаружи было холодно. Ветер нёс дыхание близких заморозков. Степан поднял ворот и, осторожно ступая по влажной дорожке, стараясь не расплескать суп, медленно пошёл к калитке. Тонкая полоса света из распахнутой двери тускло освещала небольшой сарайчик у дома и пустые грядки. Стволы, обмотанные белыми пакетами, казались похожими на духов. Всё было знакомо и, вместе с тем, нет. Сумрак удивительно преображал окрестности.
Стоило отойти от дома на пару метров, как плотно обступила темнота. Старик остановился, выжидая, пока глаза привыкнут. Когда солнце падало за горизонт, сад менялся и, как казалось, оживал. Деревья качались, поскрипывали, обращаясь друг к другу и походили на великанов или фантастических хранителей этого места. Степан иногда думал, что огромное существо навроде палочника затаилось в полумгле за ветвями и наблюдает за беспомощным человеком. От таких мыслей бывало, вечером и в туалет выходить-то лишний раз не хотелось.
Собачий вой звучал странно. Старик прислушивался: ему казалось, что пёс уже охрип. Он обрывал свою песню, будто не хватало воздуха, через время заводил её снова, но уже более устало и глухо. Было в его голосе столько отчаяния и тоски, что сердце сжималось.
Антонина время от времени говаривала, что дурная голова да злая рука всегда найдут, что плохо лежит, в очередной раз намекая мужу, что хорошо бы завести пса. Только Степан оставался непреклонен. Взять собаку не трудно, но как с ним потом в город? Как в квартиру привести? И без того тесно! Трудно будет и псу после вольготной жизни на даче. Уж лучше без животных совсем Так и жили тихо да осторожно, полагаясь на порядочность и зоркий глаз соседей.
Дойдя до калитки, Степан Ильич бесшумно открыл её и вышел на дорогу. Вдалеке дрожащим жёлтым светом горел одинокий фонарь, тускло отражаясь в огромной луже, скопившейся в ухабе. Разносортные заборы бережно охраняли границы участков. Пахло снегом и сыростью. Грунтовка уходила за поворот и утопала в тёмном полотне ночи, растворяясь вместе со жмущимися друг к другу домиками. Следующий рабочий фонарь находился на параллельной улице и ещё один на въезде в посёлок. Жители привыкли и не жаловалось. Летом это было не так заметно, а зимой все разъезжались. Так местные и жили с тремя фонарями, радуясь тому, что имеют.