Сел в машину и тут же забыл об этом разговоре…
…Расцеловавшись с женой и наигравшись с маленькой Маринкой, Фролов засел за телефон, препоручив пригорюнившегося друга жене. А через полчаса приковылял на кухню, где пил уже пятую чашку кофе Алексей.
— Поговорил я кое с кем, — сообщил он, когда Настя вышла из кухни и плотно закрыла за собой дверь. — Тоже не лыком шиты. Приходил к тебе некто Амбал, качок из банды Живоглота. Сибиряки, похоже, обратились за помощью к браткам, вместо того, чтобы пойти законным путём. Так вот теперь дела делаются… Мне обещали переговорить с одним авторитетом. Есть такой, интеллектуал, говорят, Шервуд Евгений Петрович, по прозвищу Гнедой. Он обещал разобраться, Живоглот этот ему подчиняется… Пока обещали покой и тишину. А завтра-послезавтра нам дадут знать, чем эти переговоры закончились… А пока, Леха, давай коньячку выпьем, а то на тебе лица нет, жалко смотреть… Боюсь, что крыша поедет. Давай… — Он достал из шкафчика бутылку «Арарата». — Где наша не пропадала, а за битого двух небитых дают! Вспомни Афган, вспомни пули, снаряды, рукопашные, ребят наших, там навсегда оставшихся, разве нам там легче было?
— Легче, — еле слышно пробормотал Алексей и залпом выпил рюмку.
Глава 8
— Воистину, прав был великий вождь, когда изрёк, что кадры решают все, — тяжело вздохнул Евгений Петрович Шервуд, сделав глоток виски с содовой. — Только где их взять, кадры-то, а, Живоглот? — поглядел он тяжёлым взглядом на оторопевшего собеседника.
Мощная рука Живоглота так и осталась висеть в воздухе с полной рюмкой ледяной водки. Он знал, что взгляд этот ничего хорошего не предвещает. Лютый характер Гнедого был известен браткам. Недовольный работой пахан мог запросто замочить любого неудачника, в том числе и его самого. Живоглот понимал, что жизнь его не будет стоить и ломаного гроша, если Гнедой изволит разгневаться на него.
— Ты пей, пей водочку-то, Николай Андреевич, — милостиво разрешил Гнедой. — Просветляет мозги, между прочим… Пей, говорю, — вдруг прошипел он, и Живоглот залпом выпил рюмку. — Просветляет мозги таким бакланам, как ты! — крикнул он и вскочил с места. Сунул руку в карман и вытащил оттуда маленький изящный «вальтер». Направил дуло в голову собеседника. — Но вот эта штука просветляет мозги гораздо эффективнее.
Живоглот похолодел. Сейчас он выстрелит, потом его вывезут куда надо, расчленят и закопают. И все, и никто его даже не станет искать. Вот чего стоит его жизнь, весь его мнимый авторитет, уважение братков…
— Ну, видишь, — улыбнулся Гнедой и положил «вальтер» обратно в карман халата. — Сразу просветлели мозги, ты сразу понял, кем ты на этой грешной земле имеешь удовольствие быть. А теперь докладывай обстоятельно, как ты дошёл до жизни такой…
— Я уже все рассказал, — пролепетал Живоглот.
— Ты рассказал суть дела, а теперь доложи, как пришло в твою голову послать на такое важное дело этого придурка Амбала. Да после того, как он устроил фейерверк в не столь уж диком подмосковном лесу. Ты что, полагаешь, в нашем деле нужны только пудовые бицепсы да татуированные клешни? Кто он вообще такой, этот Амбал, на какой помойке ты его откопал?
— Я же говорил, он бывший спортсмен, борец-тяжеловес, имеет три ходки…
— И не имеет мозгов, — добавил Гнедой и пригубил виски с содовой. — Неужели он думал, что возьмёт на понт бывшего офицера, служившего в Афгане? Припёрся к нему в офис, стал грозить волыной, — покачал он головой. — И тут же получил по тыкве, тут же! — опять повысил голос Гнедой. — Я тебе популярно объяснил, дружище Живоглот, что ко мне обратились мои тюменские братки, к которым в свою очередь обратились обманутые кем-то честные предприниматели. — Он подмигнул собеседнику, мгновенно развеселившись и сразу же снова помрачнев.