Глава первая. Глаза голубее Атлантики
«Иной раз прекрасные глаза ранят куда больнее,
чем свинцовая пуля»
Майн Рид
Когда он понял, что безумно влюблён в неё? В первом классе, когда увидел эти огромные голубые-голубые глаза и утонул в них, потерялся, как теряется в водах океана Летучий Голландец? Или когда хотел дёрнуть её за длинный пушистый хвост белокурых волос? Или тогда в четырнадцать лет тем летним июльским вечером, когда он с другом Колькой Матвеевым купались в реке
В тёмной речной глади отражались солнечные блики, рябили и ослепляли глаза. Ведь когда ты находишься на самой середине реки, всё воспринимается совсем не так, как с берега, а более необычно, маняще, интригующе, опаснее Противоположный от пляжа берег скалистый, и на вершинах растут саранки, но не красные. Красные растут везде на июльских покосах и пёстрых лугах, а вот нежно-жёлтые только на самых вершинах высоких скалистых берегов реки. Скалистые берега эти выглядят неприступно и бросают угрожающую тень на воду, делая её тёмной, бездонной как омут. Но Илья не боялся ни мрачных скал, ни тёмной воды. По скалам он взбирался вверх легко и быстро, на ощупь босыми ногами находя нужные уступы, а потом много раз бесстрашно прыгал с них и нырял в воду.
И в этот раз они тоже прыгали со скалы и ныряли, а возле берега, где тянулась песчаная полоса, покачивалась на волнах старая деревянная лодка дяди Миши Павлова, сына Альбины Петровны Павловой. И в эту лодку забралась баба Маша Левина и вместе с ней две девчонки. И когда лодка медленно направилась к середине реки, а баба Маша была занята греблей единственным веслом, мальчишки решили пошутить над девчонками внучкой бабы Машиной, Дашкой, и её подружкой Соней, девчонкой с нереально белыми волосами и синющими глазами. Илья и сам не понимал, хотел ли он обратить на себя внимание этой девочки или же, как и Колька, просто напугать девчонок и посмеяться над их наивным испугом.
К лодке они подплыли незаметно и, неожиданно вынырнули из воды. Собственно, на этом план Ильи и заканчивался, сработать должен был эффект неожиданности, но Колька вдруг повёл себя по-дурацки, не так, как они договорились заранее незаметно подплыть, резко вынырнуть и напугать на этом всё. Но Колька вдруг начал с силой раскачивать лодку. Девчонки в испуге завизжали, а баба Маша бросила весло на дно лодки и схватила Кольку за налысо бритую голову, окунула в воду и закричала:
Утоплю, щенок!
Колька, брыкаясь и пытаясь вырваться, ухватился руками за край лодки и потянул на себя. Лодка покачнулась и сильно накренилась. Может быть, всё ещё и обошлось бы, если бы девчонки, в панике не понимая своих действий, в попытке удержаться в лодке, ухватились за борт с той же стороны, что и Колька. Старая лодка, не выдержав напора сразу троих детей, перевернулась дном верх, увлекая под воду всех. Баба Маша отпустила Кольку и закричала, вынырнув из под лодки:
Дашка! Плыви к берегу! Сонька! Где Сонька?! Она же плавать не умеет!
И тут Илью, всё это время находившемуся в некотором отдалении от лодки и от Кольки, как током пробило. Он, подгоняемый каким-то почти животным страхом, нырнул под воду. Белое пятно светлое шифоновое платье на Соне виднелось в нескольких метрах от него. Илья рванул вперёд, протягивая руки к белому пятну. Светлые длинные волосы безжизненно качались в толще тёмной воды. Илья ухватил мёртвой хваткой сначала эти волосы, а затем и плечи девочки, резко рванул верх со своей ношей и, удерживаясь на поверхности воды, начал отплёвываться от воды, забившей нос и уши. Течением, которое в горных реках всегда быстрое и стремительное, их отнесло на несколько метров от перевёрнутой верх дном лодки. Илья заметил, что баба Маша и Дашка уже подплыли к песчаной полосе и Колька тоже плыл, трусливо держась дальше от них.
Нашёл! заголосила баба Маша, заметив Илью, Плыви к берегу! Плыви! Сам сможешь?
Смогу! отозвался Илья и, крепко держа девочку, путаясь в её мокрых длинных волосах, начал грести к берегу. Баба Маша не смогла ждать, бросилась ему навстречу. Но Илья не уступил ей свою ношу.
Я сам, с необъяснимым упрямством твердил он.
И на берегу, уложив девочку на песок и наблюдая, как баба Маша хлопает Соню по спине, а она откашливается посиневшими губами, продолжал чувствовать это необъяснимое упрямство.