Нана Рай - Стихея. Обитель скорби

Стихея. Обитель скорби

Нана Рай

Редактор Анна Коэн

Редактор Лада Регушевская

Иллюстратор Елизавета Никифорова

© Нана Рай, 2022

© Елизавета Никифорова, иллюстрации, 2022

От автора

Дорогой читатель!

Спасибо большое, что вы проявили внимание к моему роману «Стихея». Перед вами первая часть «Обитель скорби». Вторая часть «Огненные девы» и третья  «Проклятие Цирцеи» находятся в процессе написания.

Вся информация о романе выкладывается в моей группе ВКонтакте: https://vk.com/nanarum (Писатель А. Румянцева || Нана Рай); и на моем телеграм-канале: https://t.me/nanaraj93 (Дневник писателя|Нана Рай). Так же там можно ознакомиться с другими историями.

Присоединяйтесь, буду всем рада!

Глава первая. Нагая душа

В обстановке вычурного кабинета ничто не намекает на то, что его хозяйка  убийца. Самая изощренная убийца двадцать первого века, на совести которой двадцать одна загубленная душа. Элизабет вела им счет. Каждая смерть  очередной флакон с ноготок на полке орехового книжного шкафа в углу комнаты. Несколько грамм праха  вот содержимое разноцветных пузырьков, но лишь избранные знают, для чего он нужен и кому принадлежит.

На рабочем столе зазвонил стационарный телефон, и Элизабет кончиком острого ногтя, который будто окунули в кровь, нажала на кнопку громкой связи. Кабинет наполнился звуком мужского голоса:

 Пленница доставлена. Прикажете исполнить казнь?

Элизабет чуть задержала дыхание и раздраженно прищелкнула языком. Ее перманентно яркие карминные губы искривились.

 Ждите!  Она отключила связь.  Я сама. Всегда сама,  в тишине сказала Элизабет и улыбнулась, но в раскосых глазах наметился болезненный блеск.

Она встала из-за стола и провела ладонями по своей худощавой фигуре с выпирающими тазобедренными косточками. Черное траурное платье с высоким воротником и длинными рукавами только на Элизабет сидело так, словно она в нем родилась. Ее кожа смотрелась еще бледнее, а волосы  чернее. И все же невозможно было оторвать глаз от болезненной худобы женщины и ее бледности, отливающей синевой, а во взгляде Элизабет таилась страсть, которая сметала любые преграды. Но больше всего она гордилась кольцом  золотой печаткой на указательном пальце правой руки с выгравированным на ней язычком пламени.

Элизабет коснулась губами кольца и ухмыльнулась картине, висящей напротив. Молодая девушка сидела на троне с львиными головами, она была в полупрозрачной серой вуали, покрывающей ее тело на греческий манер. В одной руке жезл, в другой  чаша.

Элизабет подошла ближе и изучала картину так долго, словно ждала, что та оживет под ее взглядом.

 Моя дорогая Цирцея,  нараспев произнесла Элизабет,  каково тебе каждый раз наблюдать, как я убиваю твоих дочерей?  Она выждала пару секунд и вздохнула.  Очень жаль, что ты не можешь ответить

Элизабет подошла к книжному шкафу, и каждый ее шаг сопровождался стуком каблуков. Потянула на себя красный фолиант. Послышался звук открывающегося засова, и через мгновение книжная стенка отъехала, открыв взгляду потайной лифт.

 Я сама,  вновь прошептала Элизабет и зашла в тесное пространство.

Лифт дернулся и медленно пополз вниз, погрузив ее в темноту. Лишь мерцающая наверху лампочка дребезжала, напоминая Элизабет, что она спускается вовсе не в ад.

Двери разъехались, и она оказалась в овальной зале, посреди которой высилась колба из жаропрочного стекла высотой в два человеческих роста. Элизабет с блаженным вздохом опустилась в кресло с красной обивкой, почти кожей ощутив прикосновения предыдущих владельцев. Любовно провела пальцем по рычажку управления на подлокотнике. А это устройство сделали специально для нее.

 Ведите!  приказала она, хотя кроме нее в комнате никого не было.

Невидимые слуги прятались за стенами, шуршали, словно крысы, перебегая по узким скрытым коридорам, которые пронизывали здание сверху донизу. Пол в колбе опустился, и через некоторое время поднялся обратно, неся на себе драгоценный груз. В стеклянную ловушку попала связанная девушка. Она была измождена, в ее застывших глазах больше не плескалась жизнь; пленница могла лишь стоять на коленях. На безобразно худом лице глаза цвета неба казались огромными. Вместо одежды серый саван, подпоясанный потертой веревкой  дань уважения традициям священной инквизиции.