Ксения изумленно посмотрела на сестру.
Вот спасибо! Ты о чем вообще?
А что? Ты такая же серьезная, как наш чокнутый фотограф! Ольга подмигнула сестре. Вы бы с ним отлично поладили! Ну что ты так на меня смотришь? Тебе скоро восемнадцать! Пора бы уже наконец в кого-то влюбиться!
Разве мне угнаться за тобой? усмехнулась Ксения. Это ты на моей памяти влюблялась раз сто на этой неделе. Скажи, Оля, а тот твой кавалер, адвокат Клинский, кажется, тобой окончательно позабыт? Ну тот, ты еще замуж за него собиралась?
Не будем о нем! Это было временное помутнение! махнула рукой Ольга и закружилась по комнате.
Ксения засмотрелась на старшую сестру какая Оленька грациозная!
Действительно, изяществу рослой, тонкой Ольги мог позавидовать кто угодно. Ольга вообще считалась красавицей высокий лоб, розовый румянец на щеках и ведьминские глаза, менявшие цвет от светло-зеленых, оливковых, до темно-зеленых болотных омутов, в которые можно было провалиться и пропасть навсегда. А еще длиннющие черные ресницы (да хоть спичечный коробок клади ей на ресницы Оля удержит) и пухлые, трогательно очерченные, словно их рисовала для Оленьки самая добрая фея, губы. К этим дарам фея (а может, тут работал целый отряд фей?!) в порыве неслыханной щедрости добавила также и осиную талию, и кудрявые шелковые волосы, и невероятную гибкость. «Я такая гибкая, что могу выступать в цирке, смеялась Ольга, а в случае необходимости меня можно сложить в несколько раз!»
Но темноволосая Ольга Ларичева, прелестница с ведьминскими глазами, была больше чем просто красавицей в ней искрил тот особый животный магнетизм, что притягивает к женщине особей мужеского пола, от мальчишек с еще не проснувшейся мужественностью до стариков, чьи порывы давно угасли. И в пульсирующей на висках жилке, и в яремной выемке, и в молочной белизне Олечкиной кожи, и в тяжелых завитках ее волос таилась сокрушительная сильнее любого оружия! женственность. Словом, для одной девушки этих даров расщедрившихся фей было даже слишком много! Но, с избытком одарив новорожденную Олечку блестящими внешними данными, феи совершенно позабыли наделить младенчика хоть сколько-то приличным характером. Да, когда дело коснулось характера, феи дружно вышли из комнаты, и Оленьке Ларичевой досталось Ну то, что досталось. В итоге девятнадцатилетняя Ольга обладала яркой внешностью и совершенно несносным характером!
Ох, не случайно мать сестер Ларичевых, Софья Петровна, часто напоминала своей старшей дочери старую как мир истину о том, что наш характер определяет нашу судьбу. Характер Олечки (и спичку подносить не надо и тут полыхает, и здесь взрывается!) должен был решить ее непростую судьбу. Взбалмошная, своенравная Ольга надменность, упрямство и дерзость. Не самый лучший набор качеств для юной барышни!
А вот ее младшая сестра, Ксения, была другой тише, спокойнее, словно на полтона умереннее во всем. В ней сказывалась некая приглушенность и сглаженность черт; округлость линий, лица, и глаза: не эти Ольгины болотные колдовские всполохи! а серые с голубым, задумчивые, мечтательные. Да и таким норовом, как старшая сестрица, Ксюта не отличалась. Мягкая, покладистая, погруженная в свои мечты и мысли, барышня с книжкой в руках.
Но несмотря на все различия, Ксения с детства считала старшую сестру кумиром и смотрела на нее с обожанием.
Вот и сейчас Ксения невольно улыбнулась, глядя, как Ольга неугомонная огневушка-поскакушка вихрем промчалась по комнате, выделывая немыслимые танцевальные па.
Какая ты красивая, Оля! не удержалась Ксения.
Ольга ничуть не смутилась и равнодушно махнула рукой:
А, все это твердят, словно бы говорить больше не о чем!
Ольга стащила Ксению с подоконника и распахнула окно. В комнату ворвались мороз и снег; ветер разметал Олиных бумажных ангелов на столе. Ангелы полетели в воздухе и осели на пол.
Этот какой-то кривой, этот толстобрюхий! Ольга хихикнула, поднимая ангелов с пола, но тут же прикрыла рот ладошкой. Ой, наверное, нельзя так говорить, тем более в сочельник!
В комнату вошла Софья Петровна, мать сестер, и прикрикнула на барышень, чтобы те закрыли окно: «Простынете, дурехи!»
Ольга нарочито закашлялась, делая вид, что она уже безнадежно простыла, а потом забасила, как иерихонская труба. Софья Петровна вздрогнула у ее старшей дочери и так был непривычно низкий для барышни голос. Отец девочек даже как-то сказал, что у Ольги голос, как у пьяного моряка.