Наталья Коноплева - Белый карандаш. И другие короткие истории стр 3.

Не помню, чтобы я им рисовала. Но какая-то законченность была в этом мире: у меня есть белый карандаш!

Как я стала редактором

Когда у нас в первом классе выбирали старосту и звеньевых, я отнеслась к этому вполне безразлично. Лидерские амбиции меня не занимали.

Но в начале второй четверти наша учительница Нина Павловна вдруг сказала:  А теперь нам пора выбрать редактора стенгазеты.

Я не знала, что такое «редактор». И стенгазет никогда прежде не видела. Но вдруг меня будто что-то толкнуло, мне страстно захотелось быть редактором. И я сказала:  Выберите меня!

Меня и выбрали.

Кроме старенькой учительницы, готовившей вместе со мной первую газету, никто никогда не объяснял мне редакторских азов и не помогал. Но я как будто родилась со знанием, как делать классную стенгазету интересной и нужной. Я была бессменным редактором во всех школах, в которых довелось учиться, потом в университете, потом на работе.

С рождением сына я надолго осела дома. Когда мой Паша научился читать, мы с ним стали печатать на машинке домашнюю газету, а потом и журнал. Тираж  4 экземпляра. Столько листов пробивала наша машинка через копировальную бумагу.

Друзья и знакомые с интересом ждали каждого нового номера, брали домой почитать, передавали другим знакомым. Так наш журнал попал к детскому писателю Борису Заходеру. Он прислал нам теплое письмо и свои новые стихи, чтобы мы их опубликовали. Мы и опубликовали, а «авторский экземпляр» отправили Борису Владимировичу.

Пятнадцать лет спустя эти стихи, слегка доработанные, Борис Заходер опубликовал в журнале «Огонек». Но мы-то с сыном были первые их издатели!

В конце концов меня пригласили работать редактором в детский научно-популярный журнал, и я освоила новую прекрасную специальность.

Впрочем, напомню, на самом деле я стала редактором в семь лет, и с тех пор это моя любимая профессия.

Опаснее врага

Когда я была школьницей  шла в московских театрах пьеса «Опаснее врага». На стенах домов по пути в школу висели бумажные афиши с этими словами.

Меня очень занимало: кто же может быть опаснее врага?

И вот однажды моя школьная подружка побывала с родителями на этом спектакле. Я с нетерпением спросила ее на следующий день:

 Ну кто же, кто в этой пьесе опаснее врага?

И она ответила просто и убедительно:

 Дурак.

В двухтысячном году

Это был 52-й или 53-й год. Я жила в интернате Министерства иностранных дел, потому что папа был консулом в глухом уголке Китая и не мог взять меня с собой. Там не было школы.

Жили мы в интернате хорошо и интересно. Этакий был Институт благородных девиц. Нас учили музыке, рукоделию, пению. И к нам часто приезжали артисты, писатели и другие интересные люди и показывали свои уменья.

Однажды в концертной бригаде был куплетист, вылитый Велюров из фильма «Покровские ворота». Когда много времени спустя я увидела его в фильме, то сразу узнала! И интонации у него были точно такие, как у Велюрова, и стишки похожие, и тематика та же  про холодную войну. Нам, десятилетним девчонкам, особенно понравилась такая его песенка:

Дальше в песенке было, о чем говорят бабушки в двухтысячном году  оказалось, всё про неё, про холодную войну!

Про холодную войну мы пропустили мимо ушей, как надоевший шум, об этом и так постоянно говорили по радио и в школе.

А сама воображаемая картина происходящего в двухтысячном году нам понравилась, и мы напевали эту песенку в спальнях, в столовой и по дороге в школу Но мы даже не пытались представить, что сами доживем до двухтысячного года  это были абстрактные бабушки в фантастическом будущем

Недавно я перебирала наши фотографии  и вспомнила песенку из детства про бабушек в двухтысячном году, когда встретила это фото. На нем уже две тысячи двенадцатый год, и сидят эти бабушки под деревом на лавочке на берегу альпийского озера в Австрии. Это я и моя подруга.

Папа, ты говорил мне в детстве, что я обязательно доживу до двухтысячного года.