Большой Блю неожиданно задержался перед водой. Его огромное тело охватила нервная дрожь, прежде чем он двинулся вперед. Клэй пришпорил жеребца. Он чувствовал нарастающий страх мерина: тот, вздрагивая и фыркая, старался продвигаться вперед, погрузившись в воду до середины груди. Беспокойство животного передалось Клэю, и он затаил дыхание. Однако спустя несколько минут, выбравшись на песчаную почву на противоположном берегу, Клэй повернулся и радостно помахал рукой Джастин. Та улыбнулась и взмахнула в ответ рукой. Настроение Клэя поднялось: он одолел реку и преодолеет все прочие трудности, он приведет жену и дочерей к новой жизни, где навсегда исчезнут невзгоды, которые им пришлось пережить! Жизнь снова будет прекрасной!
Клэй слегка подтолкнул Большого Блю и снова вошел в воду.
Джастин взглянула на мужа, когда тот сел рядом с ней в повозке и передал ей поводья. Она знала, что он волновался не меньше ее.
— Помни, когда войдешь в реку, старайся, чтобы упряжка все время двигалась. Я буду впереди направлять тебя. На середине течение сильнее, но никаких проблем не будет, потому что я поведу лошадей.
Джастин кивнула. Ее муж рисковал жизнью ради нее и дочерей, когда вошел в реку несколько минут назад. Большего доказательства его любви не существовало. Он не стал бы переправляться, если бы им грозила опасность.
В ответе Джастин прозвучала решимость:
— Не беспокойся. Я не позволю им остановиться.
Клэй почувствовал гордость, любовь и необычайное уважение к жене за ее храбрость. Когда он заговорил, голос его сделался хриплым от волнения.
— Я люблю тебя, Джастин Бейтс Бьюкенен. Ты знаешь об этом?
Не дожидаясь ответа, он крепко поцеловал ее в губы, затем спустился на землю и подошел к задней части повозки.
— Онести… ты слышишь меня, моя сладкая?
Девочка с трудом открыла глаза и увидела лицо отца. Папа улыбался. Он всегда улыбался ей.
— Папа?
Прохладная рука погладила ее по щеке.
— Тише, не разговаривай, — прошептал Клэй. — Только слушай. Мама и я хотим переправить фургон через реку. Это будет тяжелый путь, поэтому, если твои сестренки испугаются, успокой их.
— А мама…
— Она будет управлять повозкой и не сможет сидеть с вами. Ты старшая и поэтому должна позаботиться о сестренках. Могу я положиться на тебя, милая?
— Да, папа.
Отец поцеловал дочку в щеку. Его волосы коснулись ее лица. Это было холодное прикосновение, несмотря на их огненный цвет. Ей очень нравилась окраска волос отца. Она много раз говорила ему о своем желании иметь такие же волосы, но он отвечал, что она нравится ему какая есть, и добавлял, что волосы у нее черные, как сердце дьявола, а глаза голубые, как небеса. Так говаривала ее бабушка.
— Я люблю тебя, папа.
— Я тоже люблю тебя, моя милая. Позаботься о сестренках. Обещаешь?
— Обещаю.
— Я тоже, папа.
— И я.
Улыбка отца стала шире, когда он услышал голоса Пьюрити и Честити.
— Я знаю, что мои девочки любят друг друга, как и я их, — прошептал он. — Они всегда присмотрят друг за другом.
Отец по очереди поцеловал Пьюрити и Честити, однако Онести знала, что он подмигнул только ей, когда закрывал за собой брезентовые полы повозки.
— Куда уходит папа, Онести?
Девочка повернулась к Пьюрити:
— Он повезет нас через речку… к врачу.
— Это хорошо, потому что я больна.
— И я тоже.
— Давайте спать. — Онести закрыла глаза. У нее болело горло, и ей больше не хотелось говорить. Скоро она поправится. Пьюрити и Честити тоже.
Вспомнив о своем обещании, Онести снова открыла глаза и прошептала:
— Не бойтесь, слышите? Папа позаботится о нас.
Повозка двинулась вперед.
Горло Джастин пересохло, руки ее дрожали. Светлая прядь падала на лицо, мешая смотреть, на бледном лбу выступили капли пота, но она не замечала этого.