При всех своих странностях, Страус был всего лишь механизм, а Борис Натанович легко разбирался в любых машинах, даже инопланетных. Что он там подкрутил, осталось неизвестным, но Страус шел впереди своего пленника и сам расчищал тропу. «Ай да профессор, ай да молодец! подумал Виктор. Его знания мне пригодятся». И ласково подмигнул старичку, который после этого стал коситься на Виктора как-то настороженно и недоброжелательно.
Весь следующий час он яростно рубил ползущие лианы и протыкал «дымовухи». Отметил на карте три пятигранника и одну «качель». Под ногами, на глубине трехсот футов пролегала жила, но он приберег эти сведения напоследок. Если игиги не заметят, значит, им и не нужно знать. Про геологическую разведку никаких указаний не было, к тому же, он думал когда-нибудь вернуться на Черную, когда здесь не будет Страусов и игигов.
А в том, что все они скоро массово вымрут, искусанные местными москитами, он не сомневался. Золото не самый ценный металл, но все же, на пару новых звездолетов хватит Рука уже устала рубить бешеные джунгли, когда впереди появился просвет. И опять на пути стояла вышка, Виктор называл их «Башнями». Проклятье! Уже вторая за день. Мало того, что она шуршала и шипела, так еще что-то там перекатывалось внутри нее, словно вышка обсасывала гигантский леденец. Из верхушки шел желтый дым. Виктор остановился.
«Жопа, подумал он, теперь я не успею к озеру и не увижу Философа. И Страус даст мне порядочного пинка, а то еще и лишит воды на завтра». И почему эти дурацкие вышки попадаются только ему? Это что, особая привилегия или его биополе как-то притягивает эти сумасшедшие штуки? Мэри они ни разу не попадались. Она даже не представляла, как они выглядят. Макс всего один раз видел фиолетовую «Башню» и то, она была в нескольких милях от его тропы. Философу попались сдвоенные вышки, но он утверждал, что они сами отпрыгнули в сторону и освободили ему путь.
Конечно, чужая планета, агрессивная среда и все прочее, но Виктор все равно не верил, что многотонная металлическая конструкция неопределенного назначения могла передвигаться по джунглям, тем более прыгать, освобождая путь его «величеству» Стефану Варшавски. Скорее всего, он обошел их, подправив тропу. Сам Стефан был чудак, но его Страус еще более чудаковатый. Мог остановиться и только к концу суток догнать группу или не заметить, как Философ подчищает тропу на планшете. В общем, как-то они там между собой договаривались.
Динамит нужен. Мрачно сообщил Виктор Страусу и пошарился в рюкзаке. Взрывчатки было ровно на одну вышку. А если попадется красная «качель», как у Мэри? До озера еще час ходу, не меньше. Он взорвет сейчас вышку, а потом «качель» перемелет его косточки и выплюнет в черное болото. Вышка впереди.
Обойти нельзя? спросил Страус.
Виктор вздохнул и принялся закладывать динамит возле вышки, не дожидаясь согласия Страуса. «Сочувствуешь, гнида, подумал он, беспокоишься о своих первопроходцах. Небось, игигов боишься, сучонок. Спишут в утиль и в огненное море сбросят, что на северном полюсе Черной. А мне нового Страуса дадут, который план будет выполнять и обо мне заботиться».
Нельзя. Ровно на тропе, су Прости, забыл.
Взрыв разрешаю. Новый динамит получишь на вечернем сборе.
А если еще одна вышка будет или «качелька» встретится? Что тогда будем делать? Подохну я, а тебя, тупую скотину, перепрограммируют.
Будем считать, что я не слышал твоих слов, землянин. Ты помнишь правило тридцать четыре?
Конечно, он помнил. Среди ночи разбуди и спроси, все как на духу скажу: «Заключенный не имеет право оскорблять боевой механизм СТРА-Инк-Ги, сопровождающий его на тропе. Грубые выражения на любом языке, задевающие честь игигов или их технику, запрещены. Заключенный наказывается лишением двух рационов еды. Грубые выражения, которые не задевают честь игигов, так же запрещены. Их использование карается лишением одного рациона еды». Вот так.
Мы вас поимели, а вы, милые, даже пикнуть не можете. Ибо останетесь без жрачки. Чувствительные такие, суки! Подавай им грязную работу и язык литературный. Может еще стихи в честь Страусов сочинять? Виктор представил себе игига, который где-то на центральной базе прослушивает все переговоры между заключенными и их Страусами. И слышит такой диалог. «Мать вашу, бога в душу, как же я дальше поползу без вашего гребаного динамита на эту сучью вышку?». А Страус в ответ: «Так, сукин ты сын, израсходовал свой гребаный динамит, а по правилам, так их и так во все места, не могу я тебе дать больше ни хрена!».