— Но зачем этой женщине влезать в такое запутанное дело?
Мистер Стэндиш обмакнул перо в чернильницу и отметил в ежедневном отчете о деятельности своего начальника, что произошел весьма откровенный разговор с супругой его коллеги по министерству иностранных дел, а также необходимость послать от имени лорда Грея недорогой подарок леди Елене — браслетик с рубином, например, то, что обычно лорд дарит женщинам при расставании.
— Вы приготовили бумаги, которые я должен подписать? — спросил Грей.
— Они у вас на столе.
— Как здоровье викария? — спросил Грей из вежливости
— С ним все в порядке, сэр. Он молится за вас и за скорейшее заживление моей руки.
Грей, напрягая память, нахмурился. Филипп рассмеялся.
— Мой отец — странноватый человек, но что поделаешь? Отцовская прихоть. Он захотел получить восковой отпечаток моей руки, чтобы связь между ним и мной была неразрывна. Он столько вложил в меня… и денег и молитв. Я должен выполнить любую его просьбу.
— И как твой ожог? Зажил?
— Я уже почти забыл о нем. Просматривая письма, Грей между прочим вспоминал то, что когда-то соединяло его с Филиппом. Молодой Грей блистал среди студентов, а Филипп был лишь его бледной тенью. Филипп не отличался в спорте во время учебы в Итоне, где царил культ силы и спортивных побед. У него была слабая грудь, и он больше утыкал нос в книги, чем увлекался спортивными соревнованиями. Грей добивался кубков и наград, но зато Филипп пичкал его умом и знаниями, причем совершенно бескорыстно. Вступив во взрослую жизнь, они были уже неразлучны. Но Филипп все равно не стал ровней Грею. Их разделяла пропасть, и этой пропастью были деньги. Там, где Грей мог небрежно бросить золотую гинею, Филипп отсчитывал пенни. Служба секретарем у высокопоставленного дипломата позволяла держать своего отца, бедного провинциального священника, в убеждении, что его сын процветает и достиг в жизни больших высот. В денежных делах Филипп был безупречно честен, а в отношении дипломатических секретов он был надежнее любого стального сейфа. Грей со студенческих лет сохранял к нему благодарное чувство, взял его на работу в министерство, и вместе со знатным лордом продвигался вверх по служебной лестнице и Филипп.
Викарий был доволен карьерой своего сына, а юноша понимал, что если в его жизни не произойдет чего-то чрезвычайного, то он станет гордостью своей семьи. Долгие часы Филипп проводил в кабинете над бумагами. Работы прибавилось особенно много в последнее время, когда очередная война с Бонапартом должна была вот-вот разразиться. Ему поручалось проводить самые конфиденциальные встречи и улаживать самые скользкие дела. Многие важные персоны, чьи имена впоследствии вошли во всемирную историю, благосклонно относились к Филиппу. Лорд Грей был им доволен, а провинциальный папаша возносил молитвы Господу, чтобы гордыня не поселилась в душе его невинного отпрыска.
— Что еще мне надо уладить перед отъездом? — спросил Грей.
Филипп достал из-под пачки бумаг документ и, смущенно кашлянув, произнес:
— Аренда дома в Ханс-тауне кончается. Будем ли мы продлевать ее или откажемся?
Грею было некогда занимать голову такими мелочами. Более важные проблемы свалились на его плечи.
— Продли аренду, — распорядился он коротко. — Это все?
— Еще один вопрос. Где я смогу найти вас в ближайшие недели-две в случае необходимости?
— В Глочестершире.
— Как Квентин?
Вопрос застал Грея уже в дверях.
— Дело идет на поправку. Я увижу тебя на вечернем приеме, Филипп?
Возражать Грею, особенно по пустякам, было не принято, поэтому Филипп ответил без нотки сомнения в голосе:
— Я загляну туда обязательно.
— Отлично.
Но тревожные раздумья сразу отразились на лице Филиппа, как только за лордом Греем закрылась дверь.