Уходя рано утром, она прикрыла огонь, и сейчас угли ярко зардели, едва их пошевелили кочергой. Энни подложила хвороста и дров, потом принесла воды и налила в два железных котла, висевших на крючьях над огнем. Маленькая комнатка нагрелась быстро. Девушка положила инструменты в один из котелков, чтобы прокипятить, потом вымыла руки едким мылом. Усталость, навалившаяся на нее на обратном пути от Иды, была забыта, теперь надо было думать о новом пациенте.
Энни заметила, что руки ее слегка дрожат, и остановилась, чтобы сделать глубокий вдох. Обычно ее мысли полностью поглощала стоящая перед ней задача, но что-то в этом человеке выводило ее из равновесия. Может быть, его светлые глаза, холодные, как иней, и настороженные, как у волка. Или, возможно, его жар. Умом она понимала, что это жар лихорадки, но это тепло, исходящее от его мощного мускулистого тела, казалось, окутывало ее, подобно одеялу, каждый раз, когда она к нему приближалась. Что бы ни было тому причиной, но что-то внутри у нее томительно сжалось, когда он стянул рубашку и обнажил свой мощный торс. Энни привыкла к виду раздетых мужчин, но никогда еще она так остро не ощущала тело мужчины, мужскую силу, угрожающую ее собственной женской сущности. Курчавые черные волосы на его широкой мускулистой груди напомнили ей о том, что в основе мужской натуры лежит животное начало.
А ведь он ничего не сделал, не произнес ничего угрожающего. Все это существовало только в ее воображении, возможно, было результатом усталости. Этот человек ранен и пришел к ней за помощью.
Энни шагнула обратно за занавеску.
– Я сделаю вам настойку опия, чтобы облегчить боль.
Взглядом бесцветных ледяных глаз незнакомец пригвоздил ее к месту.
– Нет.
Она заколебалась.
– Лечение будет болезненным, мистер...?
Он не обратил внимания на вопросительную интонацию, предлагавшую ему назвать свое имя.
– Мне не нужен никакой опий. У вас есть виски?
– Да.
– Этого достаточно.
– Этого не хватит, если только вы не напьетесь до бесчувствия, а в этом случае проще будет принять опий.
– Я не хочу лишиться чувств. Просто дайте мне выпить.
– Энни достала виски и налила хорошую порцию в стакан.
– Вы ели? – спросила она вернувшись.
– Давно. – Он взял стакан и, осторожно поднеся ко рту, опустошил его двумя большими глотками, на мгновение задохнулся и вздрогнул, почувствовав обжигающее тепло.
Девушка принесла таз с водой и поставила его рядом с мужчиной, потом взяла у него стакан.
– Я промою рану, пока греется вода.
Она сняла простыню и осмотрела рану, которая была так близко от талии, что брюки мешали ее обработать.
– Не могли бы вы расстегнуть брюки? Мне нужно больше свободного пространства вокруг раны.
Какое-то мгновение пациент не двигался, затем медленно расстегнул ремень и принялся за пуговицы на брюках. Когда он закончил, Энни отогнула вниз верхнюю часть брюк, обнажив гладкую кожу бедра.
– Приподнимитесь немного.
Раненый повиновался, и она подсунула под него полотенце, потом сложила второе полотенце и подоткнула под край открытого пояса брюк, чтобы они не намокли. Энни старалась не замечать обнаженную нижнюю часть его живота, стрелку шелковистых волос, спускающуюся вниз, но остро осознавала его частичную наготу, и эта нагота смущала ее. Врач не должен испытывать подобных чувств, и с ней никогда прежде такого не случалось.
Энни смочила кусок ткани, намылила его и осторожно приложила к воспаленным ранам. Больной со свистом втянул в себя воздух.
– Простите, – пробормотала она, но не прекратила своих действий. – Я знаю, что вам больно, но надо промыть.
Рейф Маккей не ответил, он просто продолжал наблюдать за ней.