Пытаясь не обращать внимания на все эти сложности, он сжал зубы и усилием воли заставил себя выпрямиться. В итоге моментально накатила слабость, и очнулся Мишка уже на полу. Заботливые руки подхватили его, помогая приподняться, и испуганный женский голос тихо зашептал:
Мишенька, что же ты так, сынок! Позвал бы, я бы и прибежала.
Да мне бы это На двор, кое-как справившись с голосом, смущенно ответил Мишка.
Ох ты, господи! Вот ведь дура бестолковая! снова запричитала женщина. Пойдем, сынок. Провожу.
Понимая, что без посторонней помощи ему не справиться, Миша оперся рукой на плечо Глафиры Тихоновны и, еле слышно постанывая сквозь плотно сжатые зубы, зашлепал к дверям. Желудок то и дело подкатывал к горлу. Попутно, сквозь туман перед глазами, Михаил старательно оглядывал помещение, в котором оказался. По первым прикидкам, это была обычная деревенская изба-пятистенок, с большой русской печкой, беленной все той же известью. Неубиваемое заведение типа скворечник оказалось за домом, в огороде.
Справив нужду и чувствуя себя почти счастливым, Мишка выбрался на двор и, держась рукой за стену избы, с удовольствием вдохнул свежий прохладный воздух. Стоявшая рядом женщина, смотревшая на него с грустью и жалостью, куталась в большой платок и терпеливо дожидалась, когда Мишка найдет в себе силы вернуться обратно. Сообразив, что разбудил ее, Мишка смутился и, попытавшись улыбнуться, негромко сказал:
Простите, что поднял ни свет ни заря. Думал, сам управлюсь.
Да бог с тобой, сынок. Жив, и ладно. А с остальным справимся, улыбнулась в ответ женщина.
Глафира Тихоновна, а что все-таки случилось? Чем это меня так приложило?
Пойдем в дом, расскажу. А то холодно, простынешь еще, всполошилась женщина, снова подхватывая его за пояс.
Только теперь Мишка понял, что стоит перед ней в одном нижнем белье, вроде солдатского, и какой-то кожаной обувке навроде исторических поршней. Смутившись еще больше, он поспешил убраться в избу, пока посторонние не увидели его в таком виде. Добравшись до своей лежанки, Мишка поспешно накрылся одеялом и вопросительно посмотрел на женщину. Понимая, чего он от нее ждет, та поправила платок, наброшенный на плечи, и, присев на край лежанки, принялась тихо рассказывать:
Ты с охоты шел. С тобой еще два паренька было. Друзья твои. Митька и Колька Тут она замолчала, настороженно глядя на него. В ответ Мишка только удрученно покачал головой. Вздохнув, она продолжила: Три дня в тайге были. Рябчиков хорошо взяли, да еще и глухарей добыли. А как мимо дома инженера шли, что-то там у него и взорвалось. Друзей твоих насмерть побило, а тебя по голове чем-то стукнуло. Два дня лежал, думали, уже и не встанешь.
Это выходит, я охотился регулярно? на всякий случай осторожно уточнил Мишка.
И еще как. Почитай, всех нас кормил. И по пушному зверю ходил, и по дичи, и рыбу ловил. То-то Трифон взъерепенился. Раньше половину добычи твоей купцам на кухню продавал и с деньгами был, а теперь Она замолчала, удрученно вздохнув.
Ничего. Были бы кости, а мясо нарастет, попытался успокоить ее Мишка. Раз уж вставать пытаюсь, значит, не все так плохо. Сейчас главное тело в порядок привести, и чтоб голова не болела. А память Он замолчал, подбирая слова. Главное ухватки охотничьи вспомнить, остальное само потихоньку придет.
Даст бог, вспомнишь, слабо улыбнулась Глафира Тихоновна.
Вы мне напомните, я вам кто? Вроде как племянник, осторожно предположил Мишка, выводя ее на нужную тему.
Слава те господи, вспомнил, оживилась женщина.
А родители мои где? Померли?
Так бандиты басурманские налетели и всю деревню вашу пожгли. Батя твой отстреливался, да застрелили его. Мать, сестра моя единокровная, с младшей дочкой через огород бежала, так их обеих одной пулей и убило. Вот ты один и остался. А я забрала. Своих-то деток мне Господь не дал, всхлипнула женщина.
Бандиты это хунхузы китайские? быстро спросил Миша, сам не поняв, почему указал именно на них.
Они, проклятые, кивнула Глафира.
Ладно, Глафира Тихоновна, спать идите. Да и я еще подремлю, закруглил Миша разговор, пытаясь проанализировать ситуацию.
Да куда теперь спать-то? удивилась женщина. Корову доить пора. А ты спи. Спи. Поправляйся, добавила она, погладив его по щеке шершавой от мозолей ладонью.
Поднявшись, женщина отправилась по своим делам, а Мишка, устроившись поудобнее, принялся лихорадочно ощупывать собственное тело. Только теперь до него дошло, что с ним не так. Это было не его тело! Это было тело подростка лет четырнадцати-пятнадцати. Жилистое, крепкое, но явно не знающее, что такое настоящий спорт и серьезная драка. Поднеся к лицу ладони, Мишка внимательно изучал крепкие пальцы с кое-как обрезанными ногтями и мозолями от домашней работы.