Шеф хмыкнул.
Шарлатанка?
Что вы, ваше превосходительство, дар провидческий тетушке положен.
Семен Аристархович просит прощения, улыбнулась я елейно, за то, что вашу родственницу невольно нехорошим словом обидел. Гадалка, это пер это расчудесно. Вы, Митрофан, черкните пару строк любимой тетушке: так, мол, и так, кузина Гелечка письмецо с оказией доставит, про жизнь свою поведайте.
Кузина?
Притворимся ненадолго, что у Захарии Митрофановны кроме племянника еще и племянница имеется, седьмая вода на киселе, но все ж родня. Гадалка! Да к ней в дом наверняка половина города за предсказаниями хаживает. Лучшего места, чтоб осмотреться, и не придумать.
Может, все-таки кузен, а не кузина? предложил осторожно Зорин.
Геля права, вздохнул шеф, в этой ситуации девушка вызовет меньше подозрений.
Солома не врет! поддержала я. То есть жребий и судьба.
Понятно, закончил совещание Крестовский своим паразитским словечком и поглядел на часы. Иван, немедленно отправляйся в имперскую канцелярию, там какие-то сверхсекретные документы нас дожидаются. Сам хотел забежать, да не успеваю. Эльдар, знаю, что не по чину, но будь любезен, спустись к дежурному, протелефонируй оттуда в вокзальную управу, пусть выпишут для Евангелины Романовны отдельное купе до Змеевичей. Или можно до самого этого Крыжовеня?
Разберусь, махнул рукой Мамаев и вышел за дверь.
Зорин запер шкаф с документами и теперь надевал зимнюю чиновничью шинель, стоя у настенного зеркала.
Меня у извозчика обожди, попросил Крестовский, нам почти по дороге.
Митрофан, позвала я, присаживайтесь поближе, нам с вами долгий разговор предстоит.
Разработайте легенду, кивнул шеф, простенькое что-нибудь, без театральных эффектов. Вы, Губешкин, расскажете все, что о тетушке помните, а вы, Попович
Чинопочитание во мне очень развито, лишь поэтому я не зарычала на непрошеные советы, а вежливо попрощалась с Иваном. Крестовский вибрировал как железный прут на морозе, с ним такое бывало, если дело спорилось.
Мне стало грустно. Дело его я знала, а лучше б не знать. «Почти по дороге». От имперской канцелярии через площадь наискосок в приказ темнейшего Брюта. Сама там утром с визитом была. Что там говорил Юлий Францевич?
Ровно к пяти после полудня примчится ко мне ваш великий Семушка.
Я посмотрела на часы. Без четверти.
Евангелина Романовна, велело весело начальство, вы уж дождитесь меня нынче.
Всенепременно. У меня как раз бумажной работы накопилось. Допоздна ждать?
Семен ответил беззвучно, шевеля губами:
За каждую минутку рассчитаюсь.
Я покраснела томно. Этими губами со мною обычно и рассчитываются.
Шеф убежал, я отдышалась и приступила к опросу. Со мной наедине Митрофан был гораздо бойчее, да и на «ты» мы перешли безнадзорно. Про тетушку он помнил немного, в Крыжовене у нее гостил в столь юном возрасте, что запомнил лишь чучело нетопыря у нее над столом. Виделись в последний раз на похоронах Митрофана Митрофановича Губешкина, секретаря разбойного приказа. Я выразила соболезнования и отложила карандаш.
Родительскую стезю для себя избрал? Похвально.
Почерк у меня больно замечательный, смутился Митрофан.
Исключительный, все про то говорят.
Дверь кабинета отворилась, впуская Эльдара Давидовича.
Хорошая новость: прямой поезд существует, тот же, что и до Змеевичей, похуже ходит он раз в неделю, и совсем плохая следующего неделю ждать.
То есть, заметила я, сегодняшний уже ушел?
В семь отходит, вздохнул Мамаев.
Так два часа еще!
Геля, погрозили мне пальцем. С бухты-барахты такие дела не делаются.
На извозчике на квартиру, вскочила я и принялась суетливо прятать в стол бумаги, платья в сундук побросать и сразу на вокзал! Митрофан, не спи, пиши письмо, сургуч вон возьми запечатать.
У тебя билета даже нет, напомнил Эльдар.
В кассе куплю.
Рукава шинели путались, я, чертыхаясь плохими словами, пыталась попасть в них.
Готово, сказал секретарь, оставляя на коричневой кляксе оттиск гимназического перстня.
Спасибо, схватила я конверт. Документы на должность пристава, которые Семен Аристархович выдать обещал, следом вышли, почтой. Только на адрес тетушки, а не в местную управу. Это важно.