С приездом, господин барон.
Шлоссер вспомнил показанную Канарисом фотокопию письма этой женщины, адресованного знакомой, с характеристикой своего начальника: «Нет чистоты настоящего арийца, но хорош».
Здравствуйте, фрейлейн Фишбах. Шлоссер поклонился.
О, я польщена, барон! Вы знаете мое имя. Она подошла, помогла Шлоссеру снять плащ?
Мой помощник лейтенант Заукель, Шлоссер чуть заметно повернул голову, расскажет вам, фрейлейн, последние берлинские новости. Он кивнул лейтенанту на кресло в приемной и, довольный, что сумел избавиться сразу от обоих, вошел в кабинет.
Александр Целлариус, широкоплечий здоровяк с густыми каштановыми волосами, вышел на середину кабинета и, здороваясь со Шлоссером, сказал:
Вы большой любезник, барон. Я уже думал, вы никогда не расстанетесь с фрейлейн Фишбах.
Простите, фрегатен-капитан, но теперь и мой верный Заукель, и ваша очаровательная Фишбах лишены возможности слышать нашу беседу. Адмирал узнает о ней только от вас и от меня.
Целлариус, запрокинув кудрявую голову, расхохотался.
Браво, барон! Садитесь. Он пододвинул майору кресло, а сам развернул удобнее столик, подвинул пепельницу, сигареты, зажигалку, сел рядом. Я рад с вами познакомиться, майор. Еще больше рад вашему возвращению в строй. В сороковом я читал вашу справку о военном потенциале русских. Это был уникальный документ.
Уникальный, согласился Шлоссер, прикурил от предложенной Целлариусом зажигалки и благодарно кивнул. Два года отпуска за плохие документы не предоставляют.
Ничего, барон, теперь вы отыграетесь.
Война с русскими не партия в кегли.
Вы правы, барон, Целлариус вздохнул.
Шлоссер прошелся по кабинету, посмотрел на висевшую на стене карту, где было крупно написано: «Группа «Север», довольно долго изучал ее, затем сказал:
В этом году главное наступление будет на юге. Наступать повсеместно мы уже не в силах. Как вы считаете, нападет Япония на русских? Не даст им возможность высвободить дальневосточную армию?
Оставим эти заботы фюреру и генштабу. Целлариус подошел к письменному столу, заглянул в блокнот. Вас интересуют наши разведшколы. Если считаете возможным, скажите, что вам нужно.
Шлоссер долго молчал, задумчиво и не таясь разглядывал Целлариуса, который неловко завозился в кресле.
Мне поручено создать надежный канал для передачи дезинформации непосредственно в ставку русских. Операция «Троянский конь».
Они подошли к висевшей на стене крупномасштабной карте Эстонии.
С этого года в моем ведении имеются три разведшколы. В мызе Кумна, начальник офицер бывшей эстонской буржуазной армии капитан Казик, готовятся разведчики. Целлариус показал расположение школы. В мызе Лейтсе у капитана Пууранда готовятся радисты. На мызе Кейла-Юа, вот здесь, на берегу моря, школа агентов-диверсантов. Начальник обер-лейтенант Грандт. В школах преподают немцы, бывшие офицеры эстонской армии и несколько русских.
Целлариус вернулся к столу, взял сигарету, закурил.
Даже если вы заберете всех моих агентов, барон, вы не создадите необходимого канала.
Качеством вашей агентуры я не обольщаюсь. Шлоссер пристально посмотрел на Целлариуса.
Целлариус, заложив руки за спину, прошелся по кабинету и остановился напротив Шлоссера.
Чем могу быть полезен, барон? Вероятно, вы поедете сами.
Да, я слишком долго отдыхал, фрегатен-капитан. Шлоссер посмотрел на карту. К морю, в Кейла-Юа я не поеду.
Вам виднее. Целлариус пожал плечами.
Дайте мне машину без охраны. Чтобы не привлекать внимания. Кстати, кто в Таллине начальник СД?
Начальник болен, его замещает гауптштурмфюрер Маггиль.
Франц, Шлоссер усмехнулся. Мне в Берлине говорили.
Вы его знаете, барон?
Шлоссер, махнув рукой, рассмеялся.
Предупредите капитанов Казика и Пууранда.
Пожалуйста, но для чего? Целлариус вновь пожал плечами. У вас полномочия адмирала.
Зачем вашим подчиненным это знать?
Хорошо. Целлариус позвонил и, когда фрейлейн Фишбах вошла, распорядился: Соедините меня с начальниками школ в Кумна и Лейтсе.
Соединить с начальниками школ в Кумна и Лейтсе, глядя на Шлоссера, повторила Фишбах и вышла.
Пока Целлариус, давая соответствующие указания, разговаривал по телефону, Шлоссер сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и тихо напевал.