Не наглей, ведьма! И не хами. Лучше убери свою железку, угрожающе протянул демон. И я обещаю, ты умрешь быстро.
В жизни меня бесят всего две вещи. И одна из них когда мне говорят не хамить, а я ещё даже не начинала!
Могу то же самое сказать о вашей дочурке, господин демон, усмехнулась я. А то ведь, не ровен час, вам самому под венец бежать придется. Или труп вашей малышки тащить. Это уж как больше нравится
Судя по тому, как вокруг сжатых кулаков винторогогo заклубилась первородная тьма, так открыто его ещё не посылали. Сдается мне, если бы я сейчас качественно не заслонялась его драгоценной дщерью, то в меня бы уже летело с дюжину смертоносных заклятий, а то и чистая сила, сметающая все на своем пути.
Пока мы вели сей познавательный диалог, я лихорадочно прикидывала, как выкрутиться из ситуации. Вообще-то, я хотела взять заложника, чтобы мне открыли проход обратно в мой мир. И, желательно, не в горящий ангар. Но что-то мне подсказывало: демон ни за что этого не сделает или
Ты хочешь получить свою дочь живой и невредимой? вкрадчиво спросила я.
Бессильная ярость в глазах демона была мне ответом.
Тoгда открой мне портал в мой мир.
И тут он расхохотался.
Демоны этого не могут, сквозь смех глумливо и громко возвестил рогатый. Все, у кого есть темные меты, сами проваливаются в бездну и сами же возвращаются. Это правило, которое знают все ведь
При упоминании о мете плечо, в котором боль уже слегка поутихла, словно прижгли каленым железом. Рука дернулась, лезвие рассекло кожу на шее демоницы. Та непроизвольно пискнула, и ее отец оборвал фразу на полуслове.
Ведьма, ты покойница, холодно и с расстановкой произнес он, поняв, что никуда я от него не дeнусь.
Ты и вправду не знаешь, как вернуться? выдохнула заложңица в уңисон с папочкой.
Ведьма, ты покойница, холодно и с расстановкой произнес он, поняв, что никуда я от него не дeнусь.
Ты и вправду не знаешь, как вернуться? выдохнула заложңица в уңисон с папочкой.
Знала бы, не стояла бы тут, как идиотка, прошипела я.
А если я подскажу, что делать, возьмёшь меня с собой?
Кардерина, только посмей предостерегающе начал демон.
Я отчасти понимала возмущение родителя: где это видано, чтобы жертва помогала своему мучителю? Да ещё и не из романтических чувств, а, так сказать, назло. Но демоница прошептала:
Чтобы открыть проход обратно, точно представь место, куда надо перенестись. Заложи пентаграмму векторов пространства, пересечённых с осью времени, и влей в узловую точку силу не меньше пятого уровня.
Из всего сказанного я поняла только одно: надо представить место!
И я вообразила. В красках, подробностях. В ощущениях.
Старый пирс. Выбеленные солнцем и просоленные морем доски. Волны, что набегают одна за одной, одна за одной. Море, шепчущееся с прибрежным песком, запах водорослей. Истошный, а вовсе не романтичный, крик чаек. Ракушки, что выбросило прибоем. Скалы бухты, проход к которой с суши отгорожен горным хребтом, а с воды извилистый, как кишки каракатицы, и ңепpедсказуемый. Через такой можно пройти только на шлюпе, да и то лишь хорошо зная путь.
Мою руку прошила дьявольская боль. Казалось, изнутри, из костей, наружу, к коже, вырывается что-то. Прогрызает себе путь огненными челюстями. Я заорала. Пошатнулась вместе с заложницей, которая гадина! ещё и оттолкнулась пятками, будто пытаясь меня завалить, напрочь наплевав на то, что я могу перерезать ей горло
И мы действительно рухнули. Лопатками я впечаталась во что-то мокрое и твердое, в ягодицу впилась то ли крупная галька, то ли ракушка. А рядом с виском, на уровне глаз, из песка торчал крупный камень.
Дыра, из которой мы вывалились спиной вперед, схлопнулась прямо перед носом демона. Но мне было не до этого. Отбросив в сторону саблю, которой я чудом не перерезала горло заложнице, я рывком оголила правое плечо. На коже, там, где всю мою жизнь красовалась печать, сейчас происходило нечто дикое: татуировка в виде черного пламени сжигала печать. Она буквально жрала ее с одного бока своими огненными языками. Печать трескалаcь, сочилась кровью, которая тут же запекалась, а меня раздирала дикая боль. Наконец, она накрыла меня c головой, как гигантская волна, смяла, перевернула. И я впервые в своей жизни потеряла сознание.
Сколько пролежала в беспамятстве сказать тяжело. Когда я очнулась, то первое, что увидела рассвет. Получается, что я провалялась тут всю ночь? Оставалось надеяться, что только ее, а не целые сутки. А потом взгляд упал на белого кролика. Эта сволочь догрызала саблю! Сидела и нагло хрумкала. Только один эфес и остался. Скрежет стоял знатный, с длинных, острых клыков пушистой гадины аж искры летели, но она продолжала уписывать сталь, как иной заяц капустный лист.
Да чтоб тебя! рыкнула я и, на ощупь найдя камень, метнула в этого проглота.
Кролик отскочил, слегка хромая. Выплюнул изо рта покореженный металл и знакомым голосом заявил:
И не надо так орать. Мало, что меня этой пакостью чуть не прирезала, так ещё и сейчас едва булыжником не зашибла.
Осознание приходило медленно, но четко: этот пушистый засран в смысле кролик демоница. Та самая, свадебная.