Но вот музыка смолкла, и я пришел в себя. Мне показалось, будто я услышал шум со стороны скопища черепов и костей.
Но вот музыка смолкла, и я пришел в себя. Мне показалось, будто я услышал шум со стороны скопища черепов и костей.
Вопрос. Ах, вот как Вы слышали шум со стороны скопища черепов и костей?
Ответ. Да, мне почудилось, что черепа усмехаются, и я невольно вздрогнул.
Вопрос. А вы не подумали, что за костями как раз и мог прятаться тот самый божественный музыкант, который так очаровал вас?
Ответ. Еще бы, конечно, подумал и уже не мог думать ни о чем другом, господин комиссар, я даже не последовал за мадемуазель Дое, которая поднялась и спокойно направилась к воротам кладбища. Она была настолько поглощена своими мыслями, что не заметила меня, в этом нет ничего удивительного. Я замер, не спуская глаз с костей, решив до конца разобраться в этой невероятной истории и найти разгадку.
Вопрос. Что же все-таки случилось, если наутро вас нашли полумертвым, распростертым на ступенях главного алтаря?
Ответ. О, все произошло очень быстро К моим ногам скатился череп, потом второй, и еще один Можно было подумать, что я стал мишенью этой зловещей игры в шары. Мне пришло в голову, что какое-то неосторожное движение нарушило порядок в нагромождении костей, за которыми прятался наш музыкант. Такое предположение показалось мне тем более обоснованным, что на залитой ослепительным светом стене ризницы внезапно мелькнула чья-то тень.
Я поспешил вослед. А тень, толкнув дверь, уже проникла в церковь. У меня были крылья, а у тени широкое пальто. Я был достаточно скор и успел ухватиться за полу пальто тени. В этот момент тень и я, мы оба оказались как раз перед главным алтарем, и лунный свет, проникавший сквозь витраж алтарного выступа, падал прямо на нас. Я не отпускал полу, тень обернулась, пальто, в которое она была закутана, распахнулось, и я увидел, господин следователь, так же ясно, как вижу вас сейчас, кошмарный череп, устремивший на меня горящий взгляд, в котором отражалось пламя ада. Я решил, что имею дело с самим Сатаной, сердце мое, несмотря на все свое мужество, не устояло перед этим потусторонним видением, больше я ничего не помню вплоть до того момента, когда очнулся в маленькой комнатке в гостинице «Закатное солнце».
Глава VII
Визит в ложу номер пять
Мы расстались с господином Фирменом Ришаром и господином Арманом Моншарменом в тот момент, когда они собирались отправиться с кратким визитом в ложу номер пять первого яруса.
Широкая лестница, ведущая из административного вестибюля к сцене и подсобным помещениям, осталась позади; они пересекли сцену (сценическую площадку), проникли в театр через вход для абонированных зрителей, а дальше в зал по первому коридору слева.
Пробравшись между первыми рядами партера, они взглянули на ложу номер пять первого яруса. Но из-за царившего там полумрака и наброшенных на красный бархат подлокотников огромных чехлов разглядеть ее хорошенько им не удалось.
В эту минуту они оказались почти одни в огромном сумрачном нефе, их окружала полнейшая тишина. Это был спокойный час, когда машинисты сцены уходят пить.
Вся смена на короткое время покинула площадку, бросив наполовину установленную декорацию; лишь отдельные лучи света (тусклого, зловещего, украденного, казалось, у какого-то умирающего светила) сочились сквозь неведомое отверстие, падая на старинную башню, ощетинившуюся на сцене своими картонными зубцами; предметы в неверном свете этой искусственной ночи или, вернее, обманного дня принимали странные очертания. Полотно, укрывавшее кресла партера, напоминало разбушевавшееся море, чьи сине-зеленые волны внезапно замерли по тайному повелению исполина, властителя бурь, который, как каждому известно, зовется Адамастором.
Господин Моншармен и господин Ришар выглядели жертвами кораблекрушения средь застывшего волнения полотняного моря. Они продвигались к ложам левой стороны большими рывками, наподобие моряков, оставивших свою лодку и пытающихся добраться до берега. Восемь огромных колонн вроде полированных подпорок вставали во тьме, как невероятных размеров сваи, призванные удержать угрожающе нависшую, вот-вот готовую рухнуть вздувшуюся скалу, основание которой избороздили круговые, параллельные, изогнутые линии балконов лож первого, второго и третьего ярусов. А наверху, на самом верху отвесной скалы гримасничали, усмехались, зубоскалили, насмешничали, издевались над беспокойством господина Моншармена и господина Ришара затерянные в медных небесах господина Ленепве[7] лики. Хотя обычно лики эти отличались крайней серьезностью. Вот их имена: Исида, Амфитрита, Геба, Флора, Пандора, Психея, Фетида, Помона, Дафна, Клития, Галатея, Аретуза. Да, сама Аретуза и Пандора, которую все знают из-за ее ящика, глядели на двух новых директоров Оперы, зацепившихся в конце концов за какой-то обломок и молча созерцавших оттуда ложу номер пять первого яруса. Я сказал, они были обеспокоены. По крайней мере, я так полагаю. Господин Моншармен, во всяком случае, признает, что был потрясен. Он говорит буквально следующее:
«Эти бабьи сказки (ну и стиль!) насчет Призрака Оперы, в которые нас так мило пытались заставить поверить с тех пор, как мы стали преемниками господина Полиньи и господина Дебьенна, в конце концов, безусловно, нарушили равновесие моих умственных, а вернее всего, и зрительных способностей, ибо (была ли тому виной необычайная обстановка, в которой мы очутились, и поразившая нас невероятная тишина?.. Или мы стали жертвой своего рода галлюцинации, обусловленной почти полной тьмой в зале и полумраком, царившим в ложе номер пять?), ибо в ложе номер пять я увидел, и Ришар тоже увидел, причем в тот же самый момент, некую фигуру. Ришар ничего не сказал, как, впрочем, и я. Однако мы инстинктивно взялись за руки. Затем подождали несколько минут, не шевелясь и не сводя глаз с одной точки, но фигура исчезла. Тогда мы вышли и уже в коридоре поделились своими впечатлениями, упомянув о фигуре. К несчастью, моя фигура была совсем не похожа на фигуру Ришара. Лично я видел что-то вроде черепа на бортике ложи, в то время как Ришар заметил фигуру старой женщины, походившей на матушку Жири. Тут мы сразу поняли, что действительно стали жертвой обманчивого воображения, и с громким смехом незамедлительно бегом бросились на первый ярус к ложе номер пять, вошли туда, но уже не обнаружили никакой фигуры».