У него сам похитил награду, и властвует ею.
Олимпиец, премудрый мой Зевс, сыну дай отомстить!
Дай троянам победы, карая ахеян сурово,
Пусть предстанут, возвысив по праву, все сына почтить!» {510}
Говорила. Но Зевс, туч гонитель, не молвив ни слова,
Неподвижно сидит, а Фетида, колено обняв,
Так и держит, припав, умоляет и снова, и снова:
«Непреложный обет дай, согласие мне, покивав,
Иль отвергни! Ты страха не знаешь; скажи, можно чаять? {515}
Остаюсь всех презренней богинь, назиданье поняв».
Ей, вздохнув во всю грудь, туч гонитель Зевс так отвечает:
«Дело скорбное, ненависть ты возбуждаешь горой
Геры, очень надменной; злой речью меня оскорбляет
Непрестанно и так, пред семьёю бессмертных, порой, {520}
Спорит всё, и вопит: «Ты троян на войне защищаешь!»
Но теперь удались, пусть тебя не увидит со мной
Гера; прочее всё я приемлю, что ты поручаешь!
Будь покойна, увидишь, кивну тебе, взор поверни
От лица моего; из бессмертных богов получаешь {525}
Величайший залог, невозвратный обет сохранив,
Не свершиться не может, когда головою киваю!»
И в знамение чёрные брови вздымает Кронид.
Благовонные волосы вверх поднялись, навевая
От бессмертного ветер, потрясся Олимп многоглав {530}
От могучего бога, где небо пучина скрывает,
Нимфа ринулась прочь, от Олимпа блистания слав.
Зевс вернулся в чертог; боги все, почитая заветы,
Отца встретили стоя. Не смел, кто бы ни был лукав,
Ждать грядущего сидя; навстречу поднялись с рассветом. {535}
На великий трон сел; но владычица Гера в груди
Всё узнала, увидя, как с ним полагает советы
Среброногая нимфа Фетида, с утра приходив.
Живо Дия Кронида достала язвительной речью:
«Из богов кто с тобой был, коварный, совет учредив? {540}
Знать, приятно тебе, как отстав от меня ты, конечно,
Держишь тайные думы! Ты сам по себе, уж прости,
Не решишься поведать мне слова из помыслов вечно!»
Отвечает отец и мужей, и богов, загрустив:
«Гера, ты не ласкайся мои все решенья исчислить; {545}
Будет тяжко тебе, хоть ты мне и супруга, прости!
И никто не познает, мои непостижны все мысли,
До тебя, и земных, и небесных дай предостеречь,
Из богов я один только волен советы промыслить!
Ты меня не проси, ни сама не выведывай впредь!» {550}
Ясноглазая Гера вскричала, проснулась обида:
«Невозможный Кронид! Что ведёшь здесь жестокую речь?
Ни тебя вопрошать, ни сама узнавать, хоть для вида
Не желала! Ты делай спокойно, что хочешь, точь-в-точь.
Об одном трепещу, чтоб тебя не склонила Фетида, {555}
Старца дочь, среброногая нимфа морская, что в ночь
Рано села с тобою, колено твоё обнимая.
Дал ты знак ей, как я посмотрю, Ахиллесу помочь,
Честь отмстить, ты, ахеян толпу у судов истребляя?».
Ей опять, прогремев, вторит тучегонитель Кронид: {560}
«Все ты дивная видишь, ты, вечно меня соглядая!
Не успеешь понять ничего, не плети свою нить!
Сердце мне отвратишь, и тебе будет боль в том порука,
Что я сделаю так, без сомненья, а ты извини,
И безмолвно сиди, повинуйся словам не от скуки! {565}
Иль тебе не поможет никто на Олимпе, нигде,
Если, встав, наложу на тебя я всесильные руки!»
Так сказал. Ясноглазая Гера закрылась в беде,
И безмолвно сидела, боль в сердце своём обознача.
Ураниды по Диеву дому вздыхали везде. {570}
Олимпийский художник Гефест уговаривать начал
Белокурую мать, Геру милую, так утешал:
«Горьки будут такие дела, нестерпимы подначки,
Если вы из-за смертных Враждой к себе стали дышать,
И в семье у богов воздвигаете смуту! Конечно, {575}
Что за радость от пира, коль зло торжествует? Душа,
Мать, тебя убеждаю, хоть ты и премудра, будь нежной!
Мы бессмертному Дию покорность с тобой сотворим.
Гневом пусть не гремит, и позволит кутить безмятежно.
В силе ведь Олимпиец, гремя на нас громом своим, {580}
Всех с престолов низвергнуть, могуществом всех он сильней же!
Постарайся могучего тронуть лишь словом своим,
Нас тогда Олимпиец помилует. Матушка, пей же!».
В золочёный блистательный кубок плеснул из ковша,
И дал матери, снова так ей говорит: «Не жалей же, {585}
Претерпи мать, снеси, погоди, пусть оттает душа!
Сыну ты дорога, так не дай увидать гнева бога
На себе. Здесь бессилен я буду, ему помешав,
Дать защиту тебе, Олимпийца удержит немного!
Дать защиту тебе, Олимпийца удержит немного!
Он меня, когда рвался я помощь подать, ухватил, {590}
Кинул, за ногу взяв, и низвергнул на землю с порога.
Весь день падал стремглав. Закат солнца лучи все спалил.
На божественный Лемнос упал, еле-еле дыша я.
Там синтийские мужи меня дружелюбно спасли».
Белокурая Гера с улыбкой тогда, мать родная, {595}
Встав, от сына блистательный кубок возносит она.
Он, другим небожителям, справа всегда начиная,
Льёт нектара усладу, черпнувши из чаши сполна.
Смех разлили блаженные дети небес благосклонно,
Видя, как здесь Гефест сам с ковшом подливает вина {600}
Так весь день, пока Солнце шло по небосклону,
Пировали, сердца услаждая. Пир вёл разговор,
В звуках лиры прекрасной, бряцавшей в руках Аполлона,
В пенье Муз, что слагали под бряцанье сладостный хор.
Но когда Солнца свет утонул, закатившись в пещеру, {605}
Боги спать уклонились, скрываясь в тенистый мрак гор.
Небожителю каждому дом на холмах, по размеру,