Исмена. О гордая душа! но что ж могу
Связать иль развязать я в этом деле?
Антигона. Подумай, мне помочь решишься ль ты?
Исмена. Но в чём, скажи: какая мысль твоя?
Антигона. Поднимешь ли со мною вместе труп?
Исмена. Так хочешь ты его похоронить,
Когда то городу запрещено?
Антигона. Я брата моего похороню
И вместе твоего; коль ты не хочешь:
В предательстве меня не обвинят.
Исмена. Несчастная!
Назло Креонта воле?
Антигона. Но разлучить меня с моими он
Не в праве.
Исмена. Горе мне! Сестра, ты вспомни,
Как наш отец, презренный и бесславный,
Погиб, когда, открыв свои грехи,
Своей рукой себе разбил он очи,
А там жена и мать, двойное имя,
Шнурком плетёным жизнь свою сгубила;
Потом два брата общий жребий смерти
В один и тот же день друг другу дали.
Несчастные! погиб от брата брат.
Остались мы лишь две теперь: смотри,
Чтоб наша не была страшнее гибель,
Когда, закону вопреки, мы презрим
Креонта приговор и силу власти.
Мы женщины о том подумать надо;
Родились мы не с тем, чтобы с мужами
Вступать в борьбу. Подумай и о том,
Что мы подвластны тем, кто нас сильней.
И горше этого нам слушать надо.
Так буду я покорна тем, кто силен,
И попрошу у мёртвых в том прощенья,
Когда к тому меня неволит сила.
А не по силам делать смысла нет
Антигона. И требовать не стану я, и даже,
Когда б ещё ты действовать решилась,
Твоё участье мне не будет мило.
Как хочешь делай ты, но я его
Похороню. Умру прекрасно я,
Исполнив то. И, милая ему,
С ним вместе там лежать я буду
Ведь больше тем, которые в земле,
Мне должно угождать, чем здесь живущим:
Там буду я лежать всегда. А ты,
Коль хочешь, презирай пожалуй то,
Что у богов самих в почтении.
Исмена. Нет,
Не презираю я, а делать то,
Что гражданам противно, я не в силах.
Антигона. Оправдывай себя, а я пойду
Могилу брату милому насыпать.
Исмена. О горе! как боюсь я за тебя!
Антигона. Нет, за меня не бойся, а подумай,
Свою судьбу как лучше бы устроить.
Исмена. Не объявляй же ты, по крайней мере,
Об этом деле никому, но скрой,
И скрою я.
Антигона. О нет! ты говори.
Не говоря, врагом мне больше будешь,
Когда не всем о том расскажешь ты.
Исмена. Горяч твой дух к тому,
что в дрожь бросает.
Антигона. Но знаю я, что тем угодна буду,
Кому всех больше нужно угодить.
Исмена. Когда б ещё могла ты это сделать!
Но невозможного желаешь ты.
Антигона. Когда не в силах буду, то оставлю.
Исмена. Но невозможного и начинать
Не следует.
Антигона. Не повторяй ещё,
А то тебя я буду ненавидеть,
И брату поделом немилой будешь,
Когда в могиле с ним соединишься.
Оставь же ты меня с моим безумьем,
Оставь терпеть ту страшную судьбу.
Но что бы надо мной ни учинилось,
Коль я умру, умру прекрасной смертью.
Исмена. Иди, когда так хочешь ты; но знай,
Хоть ты безумная теперь идёшь,
Но всё ж друзьям своим ты милый друг.
II. Пародос
Хор (входя в орхестру).
Солнца луч, никогда ещё
В седьмивратном ты городе
Не всходил так блистательно.
Вот наконец явилась ты, дня золотого ресница[2],
Поднялась над водами даркейскими[3]
И Аргосца с большим щитом[4],
Что пришёл к нам с силой большой,
Обратила вспять беглецом,
И бежит он быстрей, чем пришёл.
А его против нашей земли Полиник
Из-за распри с родным своим братом привёл.
И как белоснежным одетый пером
С острым криком слетает на землю орёл,
С сильным войском напал Полиник,
Конский волос на шлемах вился.
Став над городом пасть свою,
С кровожадными копьями
Он открыл на все семь ворот,
Но ушёл он прежде, чем нашею кровью наполнил
Пасть свою, прежде, чем жаркое пламя Гефеста
Могло обнять башней венцы,
И поднялся с тылу его
Бранный Арея шум; гибель врагу
Неизбежна дракону[5].
Ненавидит ведь Зевс звон надменных речей
И увидевши их, как они подошли,
Словно бурный поток, гордых мыслей полны,
Звоном злата горды, как один уж из них
На зубцы взошёл стен и победу свою
Ликовал уже там,
Зевс перуном его поразил[6].
И на дрожащую землю поверженный пал
Он огненосец[7], который в безумном стремлении
Полный бешенства шёл и бурей враждебной дышал.
Был ему жребий тот;
Жребий другой выпал другим;
Всех наделил грозный Арей
Сильный воитель.
Было их семь вождей: у семи всех ворот
Они выстроились против наших вождей,
И победному Зевсу[8] оставили все
Там доспехи свои; лишь два страшных врага,
Одной матери дети, отца одного,
Друг на друга победно копьё устремив,
Общей смерти имели судьбу.
Громкоимённая вот уж богиня победы
В многористальные Фивы вошла, улыбаясь.
Так забудьте теперь вы о боях: время идти
По всем храмам богов;
Целую ночь станем там петь,
Фивский наш Вакх будет нам вождь
Вакх колебатель (земли).
Вот Креонт царь страны, Менекея сын;
Он недавно здесь власть получил; новый царь,
С новым счастьем богов к нам он ныне идёт.
Но какая же мысль так волнует его,
Что совет стариков он собрать повелел,
Чрез глашатая нас пригласивши сюда.
III. Первый эпизод
Креонт, хор и потом страж
Народ! хотя из страшной бури бед
Вновь к тишине воздвигли боги город;
Но я чрез вестников лишь вас одних[9]
Сюда собрал затем, что знал, как власть
Престола Лаева всегда вы чтили;
Потом я знал, что с той поры, как город
Эдип поднял и сам потом погиб,
Что с той поры вы преданы всегда
В заботе неизменной детям их[10].
А как они в один и тот же день,
Удар нанёсши и приняв, погибли,
Дав смерть преступною рукой друг другу,
То я, как ближний родственник погибших,
И власть их всю и трон имею ныне.
Но трудно дух и мысль и думы мужа
Изведать прежде, чем себя окажет
В распоряженьях власти и законах.
А мне, кто, правя целым государством,
Не держится советов самых лучших,
Но свой язык из страха запирает,
Всегда, как и теперь, казался подлым.
И ничего по мне не стоит тот,
Кто друга выше ценит, чем отчизну.
А я всевидящий то знает Зевс
Молчать не стал бы я, погибель видя
Грядущую на граждан вместо счастья,
И никогда б врага родной земли
Себе не сделал другом: знаю я,
Что в ней спасенье наше; что тогда
Себе друзей находим верных сами,
Когда её корабль плывёт счастливо.
Я подниму таким уставом город.
Согласно с сим и ныне объявил
Я гражданам о сыновьях Эдипа:
Чтоб Этеокла в гробе скрыть, свершив,
Что подобает честным мёртвым, всё.
Во всех боях он первым был бойцом,
За город сей сражался он и пал.
Но Полиник, его по крови брат,
Беглец вернувшийся хотел огнём
Вконец пожечь отеческую землю
И с нею сжечь богов, родных богов;
Родною он хотел напиться кровью
И в рабство увести своих сограждан.
Так в городе велел я объявить,
Чтобы его никто с обычной честью
Не хоронил, никто б над ним не плакал;
Но чтобы псам и хищным птицам в снедь
Оставить труп его непогребённый,
Чтоб поруганья вид очам был страшен.
Таков мой приговор, и никогда
Не будет от меня той чести злым,
Которую лишь правые получат
Но друг моей земли, живой иль мёртвый,
Один почёт получит от меня.