В среду Чурбан, не желая отставать, принес маленькую игрушечную стрелу от лука, которую они основательно пропитали ядом, обработав настойкой из мокриц, растертых в прилипнине.
Когда стрела вонзилась пенсионеру в спину, он остановился как вкопанный и резко разогнулся. Друзья думали, что он развернется и, как матерый вепрь, ринется на них, но тот ничего не сказал и через минуту согнулся еще ниже, покачал головой и пошел прочь, не оборачиваясь. Перья стрелы маленьким голубым пятнышком выделялись у него на спине.
Назавтра Робер и Лагриж не находили себе места, они вошли в азарт, нужно было любой ценой переплюнуть Чурбана. У Лагрижа был в запасе один неплохой замысел. Когда они, как обычно, выслеживали свою жертву, Лагриж выскочил из-за деревьев и стал красться следом за пенсионером так близко, что казалось, прирос к нему. Потом вдруг остановился, отстал на несколько шагов и подал знак приятелям, чтобы привлечь их внимание.
- Во дает! - выпалил Робер вне себя от нетерпения.
Чурбан ничего не ответил - он завидовал.
Лагриж разбежался и, как в чехарде, вскочил верхом на горб. Старик покачнулся, но все же устоял на ногах.
- Но, кляча, пошла! - кричал Лагриж.
Старик так резко повернулся, что Лагриж не удержался и свалился на землю. Пока Лагриж поднимался, старик вынул из кармана руку. В руке он держал пятизарядный револьвер старого образца, медленно и старательно он всадил все пять пуль в Лагрижа. После третьей пули Лагриж еще пытался подняться, потом он рухнул и затих, странно скрючившись.
Старик продул ствол револьвера и опустил его в карман. Робер и Чурбан удивленно смотрели на Лагрижа и какую-то непонятную лужу, образовавшуюся у него под поясницей. А пенсионер тем временем шел дальше, на перекрестке он свернул налево, на проспект Маршала Дюму.