Довлатов Сергей
Сергей Довлатов
Сложные и несколько экстравагантные отношения крупнейшего советского поэта Владимира Маяковского с центральной героиней и вдохновительницей его поэтического творчества, многолетней возлюбленной и верным другом - Лилей Юрьевной Брик, а также с ее мужем, видным теоретиком футуризма Осипом Бриком, издавна привлекали внимание серьезных исследователей русской культуры и досужих сплетников, причем едва ли не в одинаковой степени.
В сознании почитателей и соратников Маяковского, друзей и единомышленников Лили и Осипа Бриков - этот "любовный треугольник" был отважным революционно-бытовым экспериментом, попыткой создания новых, невиданных в истории отношений, свободных от ревности, мещанского благополучия и обветшалой буржуазной морали.
Официальное же советское культуроведение не может рассматривать эту связь иначе, как пример грязной декадентской безнравственности и авангардистского упадничества.
В первом случае любовная история Маяковского превращается в идеализированный футуристический миф, в котором ретушируются теневые и драматические стороны личной жизни поэта, официальная же советская версия (в той мере, в какой она предана гласности), мягко выражаясь, грешит неточностями.
Давняя антипатия к Лиле и Осипу Брикам со стороны функционеров от искусства, точнее - отвращение к их роли в жизни Маяковского, объясняется несколькими достаточно ясными факторами. Отношения с Лилей Юрьевной и ее мужем разрушают бронзовый монумент поэта революции, выявляют истинный психологический и творческий облик Маяковского, не укладывающийся в узкоидеологические рамки толкования его личности.
Кроме того, официальная концепция Маяковского-реалиста требует, по возможности, оторвать его от футуристического окружения, выделить из пестрой литературной среды 20-х годов, в которой Лиля и Осип Брик занимали достойное и яркое место.
Именно поэтому в начале семидесятых годов был закрыт музей в Гендриковском переулке, где Маяковский и Брики проживали совместно с 1926 года и где 14 апреля 1930 года раздался выстрел, оборвавший жизнь поэта, и вместо этого был открыт новый музей в переулке Серова (бывший Лубянский проезд), где у Маяковского была рабочая комната, иначе говоря - творческая мастерская. Ведь жизнь Маяковского в одной квартире с возлюбленной и ее официальным мужем с точки зрения советской (да и не только советской) морали - декадентская авантюра, способная горько разочаровать восторженных поклонников трибуна революции.
В этом смысле хочется процитировать несколько строк из послесловия к одному из бесчисленных изданий Маяковского в СССР:
"Истоки новаторства Маяковского не в футуризме, а в его связи с коммунистической партией, с пролетарским освободительным движением в России..."
Такого рода литературоведам нет никакого дела до того, что Маяковский действительно был крупнейшим российским футуристом, громогласно декларировавшим соответствующие идеи и подписавшим соответствующие манифеста, но при этом ни одного дня не состоял в коммунистической партии.
Обожествление и монументализация поэта в СССР нарастают с каждым годом, и сейчас эта громоздкая безжизненная фигура следует в череде других гранитных, бронзовых и гипсовых идолов непосредственно за Владимиром Ильичом Лениным и Максимом Горьким.